Магия и банды Токио
Шрифт:
Сложно не заметить, когда парень тяжело дышит в затылок и тесно прижимает к себе. Но я все же сохранил минимум приличий: выражения лица она видеть не могла, а именно сделать я ничего толком не успел. Как бы ни пришлась ее невинная мордашка мне по душе, а держать непонятное существо так близко к себе оставалось форменным безумием.
Потому что она уже успела притвориться и журавлем, и парнем, пусть последнее только засчет более коротких волос и мужской формы. Потому что Цуру могла менять обличья, а значит не являлась человеком. Потому что так шептал мне собственный глас рассудка.
К тому же, я вспомнил о так называемых
Впрочем, никакой агрессии спасенная мной девушка не выказывала. Скорее наоборот. Будучи поставленной на землю, Цуру как-то сразу съежилась, втянула голову, обняла себя за плечи в защитном жесте. Неудивительно, на самом деле. Мое лицо сейчас являлось довольно выразительным.
Доброжелательность на нем не прослеживалась даже случайно. Вместо нее на дежурство заступили подозрительность, холодность, скрытая угроза. Особенно характерными в такие моменты становились мои серые бельма. Прямо как грозовые тучи. По крайней мере, в зеркале они виделись именно так.
На лице Цуру отразились обида и непонимание. Ее глаза повлажнели, словно она едва сдерживалась, чтобы не заплакать. Дрогнули изящные плечики, нахмурились соболиные брови. Ну нет, меня теперь на мякине не проведешь! Не в тот момент, когда я смог задавить в себе половой инстинкт. Пусть и ненадолго.
— Кто ты такая? — Теплоты в моем голосе не хватило бы даже для растопки пары-тройки снежинок, — Кто тебя послал? Зачем ты меня соблазнила? Чтобы убить?
Губы девушки задрожали от обиды. Она бросила на меня беспомощный взгляд, махнула своими пушистыми ресницами, машинально переступила с ноги на ногу… А потом вдруг охнула и осела на землю, держась за бок. Я бы мог назвать это игрой, но нет: в обличье журавля там как раз располагалась самая серьезная рана из всех. Она не играла, уверен. Или весь мой опыт в людских отношениях можно выкидывать на помойку. Вот только жалости или сочувствия я не испытал. Не в такой мутной ситуации.
— Эта скромная Цуру никогда не пыталась идти путем вертихвосток-кицунэ, — Ее голос зазвенел от обиды, а янтарные глаза холодно сверкнули. Зря. Меня это не впечатлило, а сама журавль долго злиться не могла. Ее личико почти сразу вернуло свой расстроенно-смиренный вид, и она продолжила:
— Мы не вредим людям, — Тихим, грустным голосом поведала мне ёкай, — Не лжем ради выгоды, не водим кругами по лесу, не отнимаем рассудок магией или любовью. Не убиваем иначе, чем пытаясь спасти. Эти умелые Цуру — природные лекари и судьи, не убийцы. Члены нашего клана приносят удачу на концах своих перьев, врачуют раны, возвращают покой в мятежную душу, — Нараспев начала она.
— Тогда почему..? — Я осекся. Контроль тела, точно! Две стороны одной медали: из-за вселения у меня получается лучше управлять своими инстинктами и рефлексами, более отстраненно и технически, что ли? Эдакий доступ к инженерным настройкам. Но по той же самой причине все реакции стали резче, острее. Поэтому вполне возможно, что журавль действительно не пыталась меня соблазнить. Я сделал это исключительно сам.
Видимо,
— Кхм… — Цуру слегка сбилась с мысли, но тоже отбросила неприличные мысли и продолжила лить елей в мои уши о своих благородных соплеменниках:
— Богиня приливов Цукиёми благословила нас своим мистическим сиянием, а ее сестра Аматерасу подарила этим достойным Цуру свой пронзительный взор. Наш род создан, чтобы нести облегчение и покой праведным людям и добрым ёкаям. Один наш облик приносит удачу всем, кто находится рядом! Исцеляет душевную боль, врачует горе, забирает безразличие, — Она говорила, и, постепенно, вся ее обида и боль от телесных ран начали блекнуть, уноситься вдаль, пока не уступили эмоциям более важным: гордости за свою расу, ощущением собственной причастности к ней, а также… светлой грустью. Девушка настолько увлеклась своим рассказом, что решилась поднять голову и посмотреть мне в лицо. До этого она стыдливо прятала взгляд. Теперь же робкая улыбка осветила тонкие черты. Но лишь до тех пор, пока она не заглянула в серое марево на месте моей радужки. После чего моментально осеклась.
Нет, это сложно назвать столь простым словом. Она словно оцепенела, вымерзла изнутри. Ее язык тела моментально поменялся: с расслабленного стал напряженным, испуганным. Эмоциональный настрой из легкой ностальгии и скрытой гордости превратился в откровенную панику: руки в ужасе прижались ко рту, задавили рвущийся наружу вопль, зрачок начал заполошно дергаться, а тело, наоборот, окончательно потеряло силы. Она обмякла и пыльным мешком осела на землю. Точно также, как и в прошлый раз: с тройкой задир на детской площадке.
— Эта неуклюжая Цуру забыла что Кодзуки-сама из рода магов… — В голосе сквозила обреченность, — Вы в своей безграничной милости спасли ее дважды. Не били заклинаниями, не жгли печатями. Даже сняли вериги… Почему? — Спросила она и слезы сами собой полились из ее глаз. Впервые за этот день я не нашелся, что ответить. Но девушка восприняла мое молчание по-своему. Ее безмолвный плач дополнился сдавленными всхлипами, а потом она подняла голову и тихим, но невероятно пронзительным голосом взмолилась:
— Пожалуйста… Пожалуйста, не убивайте меня!!!
В этот раз она впервые употребила личное местоимение.
Глава 12 (2)
Если нечто выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка, то это, вероятно, и есть утка.
Ричард Кушинг
— Что? — Растерянно спросил я. Такой поворот выбил меня из колеи сильнее, чем внезапное превращение. Почему я вообще должен был непременно убить ее? Либо потому, что так поступают все маги, либо потому, что ей внушили, что так поступают все маги. Но зачем одаренным так поступать — убивать без разбора? Потому что она — журавль-оборотень, хэнгэёкай? Наверное. Вот только Рю не говорил, что это входит в обязанности… — Мои скачущие в черепной коробке мысли вдруг прервались паникующей девушкой: