Магия и тайна Тибета
Шрифт:
Итак, я отказалась от своего плана. Нгаспа на самом деле сообщил учителю о моих намерениях – «послал ему весточку по ветру».
Настаивать бесполезно: если бы я и сомневалась в оккультных способностях учителя, достаточно сильных, чтобы помешать моему передвижению (несмотря на доказательства, предоставленные учеником), меня окружили крепкие вооруженные горцы. Полные уважения, они держались как могли приветливо, но их отношение изменится, вздумай я упрямиться и подвергать риску успех ритуала, в котором заинтересовано все племя. Поэтому я также сделала подношения: подарочный пояс – нгаспа и что-то из серебра – его учителю. Пожелала
В Тибете известна и визуальная телепатия. Если полагаться на истории, которые тибетцы рассказывают о знаменитых ламах, в них немало примеров этого явления; но правда тут перемешана с вымыслом, и многие склонны сомневаться в правдивости необычного события, чем ему верить.
Однако сегодня есть люди, которые утверждают, что способны узреть переданные им посредством телепатии видения и они сильно отличаются от тех, что приходят во сне. Иногда видения появляются во время медитации, а иной раз – когда наблюдатели заняты обычными делами.
Лама ципа[125] рассказывал мне, что однажды во время обеда видел гьюд-ламу[126], своего друга, которого не встречал несколько лет. Тот стоял у дверей своего дома рядом с молодым трапа, державшим на спине какой-то груз, будто собрался в путь. Путешественник поклонился на прощание в ноги ламе, а он улыбнулся ему и показал рукой на север. Трапа повернул в ту сторону и снова три раза поклонился. Когда он выпрямился и затянул пояс тоги потуже, ципа заметил, что она сильно разорвана с одной стороны. После этого видение исчезло.
Через несколько недель тот же самый молодой трапа пришел от гьюд-ламы, который велел ему научиться астрологическим вычислениям. Когда он, поклонившись, уходил, учитель сказал ему: «Ты направляешься сейчас к новому учителю своему, тебе следует поклониться и ему» – и указал на север, в том направлении, где жилище ципа. Заметил лама и большую дыру в тоге ученика, как и ципа, когда созерцал видение.
Хотел ли гьюд-лама передать другу новость – посылает ему в ученики молодого трапа, вот о чем я спросила ламу ципу. На мой вопрос он дал отрицательный ответ: событие недавнее, и с тех пор, как оно произошло, ципа не имел возможности обменяться сообщениями с гьюд-ламой.
Стоит добавить, что средний тибетец намного меньше нас интересуется природой психических явлений, относится к ним, безусловно, как к необычным, но не как к сверхъестественным чудесам. У него нет устоявшихся понятий о законах природы или о том, что возможно, а что нет, чтобы его приводили в замешательство подобные феномены. Образованные или невежественные, тибетцы безоговорочно признают, что все возможно для того, кто знает, как действовать, – следовательно, сверхнормальные деяния, как правило, не пробуждают никаких особых эмоций, кроме восхищения знаниями чудотворца.
Весь религиозный мир Тибета, вообще говоря, делится на две части. К первой относятся сторонники строгого соблюдения моральных принципов и монашеских правил как средства спасения; ко второй – те, кто предпочитает интеллектуальный метод, освобождающий его сторонников от всех законов вообще.
Тем не менее четкого деления на эти две категории не существует. Хотя теории соответствующих групп всегда становятся любимым предметом споров между сторонниками обеих школ, редко случается, что кто– то становится в позу непримиримого воинственного противника тех, кто в оппозиционном лагере.
Даже монахи, приверженные морали, признают, что добродетельная жизнь и монастырская дисциплина хотя и имеют высокую ценность и подходят многим, но это всего лишь подготовка к более высокому пути. Что касается адептов второй системы, все они верят в благоприятные результаты приверженности моральным законам и правилам, налагаемым на членов религиозного ордена.
Более того, все единодушно провозглашают второй метод более безопасным из двух. Чистая жизнь, добрые дела, праведность, сострадание, отвлечение от мирских забот, эгоизма и спокойствие ума действуют, говорят они, как очистительный процесс, постепенно уносящий «нечистую пыль, которая покрывает глаза ума» (внутренний взор)[127] и тем самым ведет к просветлению, что само по себе уже спасение.
Что касается метода, который мистики называют «Краткий Путь», «Прямой Путь»[128], он считается самым рискованным. По мнению тех учителей, которые преподают его, идти по этому пути – все равно что сойти с дороги, что ведет вокруг горы, вздымающей вверх свою вершину, и попытаться добраться до нее по прямой, взбираясь по отвесной стене, по скалам, и преодолевая расселины с помощью веревки. Только первоклассные альпинисты, исключительные атлеты, полностью лишенные страха высоты, рискуют надеяться на успех в таком деле. Даже самые тренированные могут неожиданно потерять силы или получить головокружение. И тогда неминуемо ужасное падение – самонадеянный альпинист в лучшем случае поломает все кости.
Приводя такой пример, тибетские мистики подразумевают духовный срыв, ведущий к самой низкой, худшей степени заблуждения и извращенности – к степени демона.
Один ученый лама утверждал, как я слышала, что голая теория относительно полной интеллектуальной свободы и освобождения от всех правил вообще, которую исповедует большая часть адептов «Краткого Пути», – слабый отголосок учения, существующего с незапамятных времен в Центральной и Северной Азии. Этот лама был убежден, что эти доктрины согласуются с высшим учением Будды, которое можно проследить во всех его речах. Тем не менее, сказал лама, Будда хорошо знал, что для большинства лучше подчиняться правилам, созданным, чтобы избежать губительных последствий невежества, и призванным вести по пути, где нет смертельных опасностей. Именно поэтому всезнающий Учитель установил правила для мирян и монахов среднего ума.
Тот же самый лама выразил сильные сомнения в арийском происхождении Будды: предположил, что его предок принадлежал к желтой расе, и выразил уверенность, что ожидаемый его преемник, будущий Будда Майтрейя, появится в Северной Азии.
Откуда он взял эти мысли, мне так и не удалось выяснить. На востоке дискуссии – вещь невозможная. Когда один отвечает: «Я увидел это во время медитации», мало надежды получить дальнейшую информацию на этот счет. То же самое я слышала от непальцев; аргументы их сводились к тому, что родина Будды – их собственная страна. «Великий мудрец Индии, – говорили они, – относится к тому же племени, что и мы сами. Что касается нас, мы той же расы, что и китайцы».