Магия лжи
Шрифт:
— Усольцев, — представился он, — Николай Платонович Усольцев, я финансовый директор компании. Идемте быстрее, Дмитрий Павлович сейчас вас примет. Вы говорите по-русски?
— Да, — ответил Дронго, — мы говорим по-русски.
— Вы похожи на итальянца, а ваш друг скорее на скандинава или прибалта, — заметил Усольцев.
— Вы почти угадали, — улыбнулся Дронго, — господин Вейдеманис из Риги. Только я не совсем итальянец, я родом из Баку.
— Все равно сейчас заграница, — рассмеялся Усольцев. — Вот приемная господина Долгушкина. Идемте.
В приемной сидела женщина, которой было
— Он вас ждет.
Они вошли в просторный кабинет. Долгушкин поднялся им навстречу. Он был выше среднего роста, непричесанные волосы торчали в разные стороны. Крупный нос, узкие губы, очки, мягкая линия подбородка.
— Здравствуйте, господа, — поздоровался он с каждым из вошедших за руку, в том числе и с Усольцевым, и, показывая на длинный стол для заседаний, предложил: — Садитесь. Я вас слушаю.
— Вы уже знаете, что случилось прошлым месяцем, — начал Дронго. — Мы подписали предварительный контракт, но ваши акции начали после этого стремительно падать, и мы были вынуждены приостановить пролонгацию нашего предварительного договора.
— Да, это так, — ответил Дмитрий Павлович, — но теперь вы знаете, что это была сознательная игра на понижение курса наших акций. По нашим подсчетам, конкурирующая компания потеряла шесть миллионов долларов, пытаясь перекупать наши акции и продавать их по демпинговым ценам, с намерением расторгнуть наш договор.
Он солгал, увеличив потраченную Пурлиевым сумму более чем в два с половиной раза. Но нельзя было не предположить, что Адамс ошибается, возможно, он тоже лгал, сознательно занижая объемы потраченных денег.
— Это ужасно, — согласился Дронго, — но теперь курс начал обретать прежние очертания.
— С прошлого месяца он поднялся более чем на пять процентов, — напомнил Долгушкин. — Мы убеждены, что еще через несколько месяцев стабильного развития мы достигнем прежней цены, а возможно, и превзойдем ее. Поэтому вы вернулись очень кстати.
— Мы не представители английской компании, — на всякий случай уточнил Дронго, — мы только представляем ее интересы.
— Понятно, — кивнул Дмитрий Павлович, переглянувшись с Усольцевым. Было заметно, как оба радуются, заранее предвкушая свою победу над конкурентом. — Мы готовы работать с вами на любых условиях, — подчеркнул он. — Как только вы подпишете с нами это инвестиционное соглашение, наши акции взлетят вверх. Можете передать так вашим английским хозяевам в Лондоне.
— Мы в этом не сомневаемся, — согласно кивнул Дронго, — но почему ваши конкуренты пошли на такую неразумную акцию? Выбросить на ветер шесть миллионов, чтобы получить пять. Вам не кажется, что это не совсем нормальная операция для бизнесменов?
— Для обычных бизнесменов — да, — согласился Долгушкин, — но не для наших конкурентов. Руководитель их компании — Ягмыр Пурлиев, бывший туркменский высокопоставленный чиновник, сумевший получить российское гражданство. Но сам он находится в розыске по линии Интерпола. Запрос был сделан много лет назад бывшим туркменским правительством, куда он не попал. Более того, ему пришлось бежать
— Но это не объясняет, почему он фактически выбросил деньги на ветер, только для того чтобы досадить вам, — сказал Дронго.
— Он такой человек, — пояснил Дмитрий Павлович, — упрямый и амбициозный. Готов был потратить в пять раз больше, лишь бы разорить нашу компанию. Но у него ничего не получилось.
— Почему? Может, у него были веские причины для такого неадекватного поведения?
— Раньше я был его компаньоном, — нехотя признался Долгушкин, — но несколько лет назад решил уйти на «вольные хлеба». Он мне тогда этого не простил. Понимаете, есть такие люди, которые привыкли всегда быть лидерами, всегда быть на первых ролях. Он ведь был заместителем министра у себя в стране, и в нем еще осталась эта жажда власти. Сейчас он на стороне туркменской оппозиции. Но не потому, что он человек таких либеральных или демократических воззрений, а только потому, что не может простить нынешнему режиму, что не стал министром, не сумел себя полностью реализовать. Не украл сотни миллионов долларов, не получил неограниченной власти члена правительства. По-настоящему только деньги и власть его главные приоритеты. Это то, что он по-настоящему любит и ценит. Я создал другую компанию, и с тех пор он все время пытается нам отомстить.
Дмитрий Павлович не захотел рассказывать, как нанял частных детективов, которые следили за каждым шагом Пурлиева и в результате информации которых ему удалось сорвать подписание договора со своим бывшим компаньоном.
— По нашим сведениям, именно ваша компания начала против него необъявленную войну, а вы воспользовались незаконной коммерческой информацией, обратившись в частное агентство «Прометей» и установив слежку за господином Пурлиевым, которая проходила с девятого по восемнадцатое число прошлого месяца, — продолжал напирать Дронго.
Долгушкин хотел что-то возразить, даже открыл рот и сильно покраснел, очевидно, ему не хотелось, чтобы эти слова услышал Усольцев. Но и отступать было уже поздно.
— Все не совсем так, как вам рассказали, — сумел выдавить из себя Дмитрий Павлович, — они вас намеренно ввели в заблуждение.
— И вы никогда не обращались в фирму «Прометей»?
— Лично я — никогда, — гордо ответил Долгушкин, — хотя понимаю, что некоторые могли воспользоваться ситуацией. Но мы поставили во главу угла порядочность и честность работы нашей компании, — не совсем искренне добавил он.
— Поэтому наняли наблюдателей? — не успокаивался Дронго.
— Это клевета! — Дмитрий Павлович снова густо покраснел. Его вообще выдавали щеки и лицо. Он становился пунцовым от смущения и вранья. Очевидно, магия лжи давалась ему нелегко.
— В журнале «Прометея» записано имя заказчика, — заметил эксперт.
— В любом случае это не моя фамилия, — улыбнулся, уже немного успокаиваясь, Долгушкин. Он понимал, насколько опасным было бы оставлять свою фамилию, и отправил вместо себя другого человека. Но теперь, глядя на него, Дронго уже не сомневался, что именно Дмитрий Павлович организовал наблюдение за Пурлиевым. Получалось, что Делером была права, когда настаивала на этом. А ее муж не хотел верить в очевидные факты.