Магия обреченных
Шрифт:
– Наверное, ты права, душа моя, а я слишком нетерпелив. – Он прошелся по комнате, заложив руки за спину. – Но ожидание – изматывающая штука. Кто знает, сколько лет оно продлится? И потом, эта доисторическая байка лорда Хедрига… Похоже, загадочный Дар проявляется у несчастных жертв Бледной нежити в минуты высочайшего душевного напряжения. Иными словами, для того чтобы таящаяся в Хайне сила вырвалась наружу, девочка должна дойти до последней стадии отчаяния. Что и произошло, когда Омри занес над тобой кинжал. – Кармал вернулся на свое место подле Алмели, сел, притянул ее к себе и поцеловал в макушку. – Хайна не могла вынести мысли о твоей гибели, и у нее не было иного способа остановить моего братца, кроме как воспользоваться Даром, о котором она прежде ведать не ведала. Не ведает и теперь, поскольку воспользовалась им в бессознательном состоянии. И, боюсь, не проведает до тех пор, пока над дорогим ей человеком не нависнет угроза неминуемой насильственной смерти. Согласись, любовь моя, такие драмы в жизни происходят нечасто. Не буду же я устраивать их сам!
– А что, очень хочется? – спросила Алмель, отстраняясь.
– Представь себе, очень! – вспылил Кармал, задетый сухостью ее тона. – Я, между прочим, монарх, и на звание оплота милосердия никогда не претендовал. Сама подумай: что такое душевные муки тринадцатилетней девчонки в сравнении с судьбой государства!
– Какой высокий пафос! Кого ты хочешь надуть, господин мой? – зашипела Алмель разъяренной кошкой. – По-твоему, мне неизвестно, как ты обходишься с государственными интересами, когда они противоречат твоим личным?
Краска бросилась Кармалу в лицо, словно его ошпарили. Никто не имеет права оскорблять владыку! Видно, его доброе отношение совсем вскружило наложнице голову, если она позволила себе забыться до такой степени. Ну ничего, хороший палач быстро излечит ее от головокружений.
Кармал медленно встал и навис над нею, грозный, как воплощение Меура. Алмель, раскрасневшаяся и похорошевшая, бесстрашно встретила взгляд повелителя. Он вдруг представил, как они смотрятся со стороны: разгневанный владыка и не менее разгневанная наложница. Глаза сверкают, ноздри трепещут, губы поджаты. Видел бы их сейчас трепетный поборник этикета Удмук!
Вспомнив Удмука, Кармал расхохотался. Алмель, менее переменчивая в своих настроениях, продолжала сверлить его гневным взглядом, но, когда Кармал сквозь смех выдавил из себя: «Что сказал бы Удмук!» – не выдержала и прыснула, как девчонка.
– Давай мириться, душа моя, – предложил Кармал, утирая слезы. – Да, я самодур и злодей, но Хайну обижать не стану. Хотя бы потому, что меня совершенно не прельщает участь моего злосчастного брата. Однако сидеть и терпеливо ждать, пока ее Дар проснется сам собой, я тоже не намерен. Мы должны что-нибудь придумать. В конце концов, чем раньше Хайна овладеет этой силой, тем скорее она себя обезопасит. У меня достаточно власти, чтобы оградить ее от любых неприятностей со стороны моих подданных, но, как тебе известно, для сгорнийских магов моя гвардия и тайная канцелярия – не препятствие.
– Не думаю, что Хайна интересует сгорнийских магов, – возразила Алмель, в спокойном голосе которой проскользнула однако нотка тревоги. – Единственный сгорн, который знает, вернее догадывается о Даре Хайны, – это лорд Хедриг. А он вряд ли захочет навлечь беду на голову родной внучки.
– Не обманывай себя, дорогая. Родственные чувства для сгорнов – пустой звук. И лорд Хедриг не догадывается, он точно знает, что у Хайны есть Дар. Не забывай, он испытал его действие на собственной шкуре. Пусть тебя не вводит в заблуждение его болтовня насчет защитных блоков лорда Региуса, которые якобы сработали посмертно. Старый плут достаточно хорошо разбирается в магии и прекрасно понимает, что любые заклинания теряют силу со смертью заклинателя. И скормить нам эту нехитрую ложь его побудила не забота о Хайне, а простой расчет. Старик надеется сорвать куш на внучкином Даре и думает, что сумеет взять больше, если будет единственным обладателем ее тайны.
– Ты ошибаешься, Кармал! – запротестовала Алмель с горячностью спорщика, втайне сомневающегося в своей правоте. – Лорд Хедриг не рассказал бы нам ту древнюю историю, если бы хотел остаться единственным обладателем тайны.
– Милая, он рассказал ее, не подозревая, как много нам уже известно. Старикан полагает, что мы – слепое орудие лорда Региуса и участвуем в судьбе Хайны только потому, что придворный маг сплел нам какую-нибудь занимательную байку. Хедриг спустился с гор, чтобы продать свою историю лорду Региусу, но тот погиб. Почему старик не обратился к другому Верховному лорду? Да потому, что сообразил: я – более выгодный покупатель. Я не маг, поэтому распорядиться его тайной толком не сумею, а значит, при случае он наживется на ней еще разок.
– Чепуха! – Алмель упрямо тряхнула головой. – Я, может быть, и не ведьма, но людей чувствую довольно неплохо. При всей своей жесткости и надменности лорд Хедриг производит впечатление человека прямодушного. А ты изображаешь его продувной бестией, хитрым изворотливым дельцом. Ты ошибаешься, повелитель.
– Ладно, пусть так. Пускай со стороны любящего дедушки Хайне ничто не угрожает. А как насчет брата любящего дедушки? Он, между прочим, маг и единственный ученик Верховного лорда Умбера. Как насчет самого лорда Умбера?
– Кассия и лорда Умбера можно не опасаться, – быстро сказала Алмель. – Их интересует только Тайное знание.
– Мне нравится твоя доверчивость, душа моя, – усмехнулся Кармал. – Значит, по-твоему, им в голову не может закрасться мысль, что Хайна сократит им путь к Тайному знанию? Ну хорошо, если ты за них ручаешься, остаются только Малих и его приятель, стянувший Красный айкас…
– Но они ничего не знают о Хайне!
– Зато они знают о существовании могучей силы, которая сорвала их планы, лишила магического Дара и едва не прикончила самих. Вряд ли они приписывают эти подвиги лорду Региусу, поскольку своими глазами видели его агонию. Еще сомнительнее, что они винят в своих бедах недоучку Валента или лорда Хедрига, чье магическое искусство ограничивается домоводством. Остальные же маги в это время весело пировали среди кущ Зачарованной рощи. Так что заговорщики догадаются поискать неведомого могущественного врага среди обитателей дворца. Как ты думаешь, ведьмочка моя ненаглядная, сколько продлятся их поиски после того, как до них дойдут слухи о странной сгорнийской девочке, которая почему-то пользуется покровительством владыки нагорнов?
Глава 26
По законам нагорнов участие в заговоре с целью государственного переворота, равно как и покушение на жизнь государя, каралось смертью, медленной и мучительной. Малих с полным основанием мог считать себя счастливчиком: владыка не только сохранил ему жизнь, но даже избавил от ужасов городской темницы. Если не обращать внимания на гвардейцев, что несут караул за дверью и под зарешеченными окнами роскошных покоев, можно вообразить себя почетным гостем, остановившимся во дворце по приглашению радушного хозяина. Еда и напитки изысканностью превосходят самые сладостные фантазии, мягкость и удобство ложа наводят на мысли о нерукотворном чуде, а развлекает дорогого гостя не кто иной, как сам венценосный Кармал. Двух-трех дней не проходит, чтобы владыка не удостоил своим визитом. Неслыханная честь, как уверяют слуги, хорошо знакомые с дворцовыми порядками. Малих должен чувствовать себя польщенным.
Но не чувствует. Неизреченная милость Кармала необъяснима, а потому настораживает и вызывает тревогу. Есть такое сгорнийское выражение: затейливый, как мысль нагорна, но только теперь Малих сумел оценить, насколько же прихотлив ум уроженцев Плоскогорья. Долгие часы одиночества плененный маг развлекался, пытаясь поставить себя на место владыки и придумывая причину благосклонного отношения к пособнику покушения на собственную жизнь, но безуспешно. Даже если предположить, что Кармал ищет смерти, у него нет оснований симпатизировать Малиху – ведь покушение-то не удалось! Да и с чего бы молодому здоровому монарху-нагорну, обладателю несметных богатств и неограниченной власти, желать себе смерти? Ведь нагорнам неведомо томление духа, одержимого стремлением раздвинуть границы возможного; их мечты, даже самые дерзкие, в конечном счете сводятся к обладанию теми или иными земными благами.