Магия отступника
Шрифт:
Мне не требовалось времени на размышление. Многолетние тренировки всплыли в памяти, словно засов скользнул в паз. Я торопливо перебрал его воспоминания последних нескольких недель, осваиваясь с ситуацией. Он нехотя это позволил. К моему удивлению, как военный, я одобрил большую часть им сделанного. Как герниец, я пришел в ужас.
Он сплотил свои войска, словно отряд каваллы. Установил простейшую командную цепочку. Пытался учить людей основам строевой подготовки, но вынужден был отступиться. Его «солдаты» не понимали, зачем это нужно, и попросту не умели действовать согласованно. В их обычаи не входило ни военное повиновение, ни понятие ступенчатой иерархии, а у мальчика-солдата не было времени ее устанавливать. Ему пришлось удовлетвориться тем, что он научил их быстро перестраиваться по его команде. Сложнее всего было объяснить им,
— Ты должен собрать и сплотить собственные силы, — объяснил я. — Ты считаешь основным противником гернийцев. Возможно, так и есть, но и Кинроув с Дэйси на самом деле тебе не союзники. Они оба используют тебя, и у каждого имеется личная охрана, часть твоих основных сил, верная им. Если ты погибнешь у них на службе, их это не огорчит. Возможно, они даже сочтут это выгодным для них. Большая часть войск, которые ты обучаешь, пришла из клана Дэйси. При малейших осложнениях они кинутся к ней, чтобы она их возглавила и чтобы защищать ее. Лишь немногие воины преданы тебе. Даже люди из клана Оликеи не слишком-то верны тебе; кое-кто, возможно, до сих пор считает тебя чужаком, поскольку ты и не пытался изменить их отношение. Нужен хотя бы небольшой отряд воинов, подчиняющихся именно тебе. У тебя мало времени. Семпайли, кажется, верен лично тебе. Скажи ему, пусть он бросает работу кормильца и становится твоим заместителем.
— Но…
— Тихо. Дай мне договорить. — У меня не было времени на его сомнения и возражения — его упущение казалось мне очевидным. — Ты думаешь как солдат или, в лучшем случае, сержант. Ты должен стать генералом, а не прислугой для остальных. Как только ты обретешь полную власть, ни Дэйси, ни Кинроув не смогут отобрать ее обратно. Ты должен добиться от солдат верности и повиновения, если хочешь выжить и вернуть Ликари.
Он возвел было между нами стену упрямства, но сразу же ее опустил.
— Что ты предлагаешь? — сухо спросил он, подчеркивая, что решение остается за ним.
Отлично. Лишь так он сумеет развить в себе подлинную уверенность главнокомандующего.
— Я предлагаю для начала обратиться к собственному клану. Позаботься о них, и они ответят тебе тем же. Отправь Семпайли в главное поселение справиться, кто был призван. Составь список потерь. Пошли кого-нибудь к Фираде, сообщи ей, что Ликари ушел. Попроси ее прийти и утешить сестру. Отправь весточку ее отцу Киликарре. Ему стоит знать, что его внук призван. Пусть твой клан узнает о том, что тебе это небезразлично. Объяви об утрате Ликари, пусть они знают, что ты тоже скорбишь. Общие потери сплотят вас.
Мне самому казалось бездушным вот так использовать несчастье в собственных целях. Когда я успел стать настолько черствым? Но отец, подумал вдруг я, наверняка поступил бы именно так. Мальчик-солдат явно уловил мою мысль и обязательно ею воспользуется. Я хотел лишь уберечь его и Оликею от интриг Дэйси и Кинроува. Он же устремился дальше, и тут только я заметил свою убийственную ошибку.
— Я дам им понять, что скорблю вместе с ними. Но нельзя допустить, чтобы они обратились против Кинроува. Мы будем вместе оплакивать потери, но когда это выльется в ненависть к его магии, я оберну ее против захватчиков. Я скажу моим воинам и моему клану, что существует лишь один способ вернуть наших близких, лишь один путь, ведущий к мирной и спокойной жизни. Чтобы танец Кинроува снова перестал быть необходим, мы должны собрать всех, кто способен держать оружие, вместе обрушиться на Геттис и уничтожить его!
— Нет! — взревел я, злясь не столько на него, сколько на себя.
Он легко смирил мой гнев, а затем принялся яростно спорить со мной, пытаясь заглушить мои мысли собственной логикой отчаяния.
— Совсем не тревожишься о людях, приютивших тебя, когда твой собственный народ пытался тебя убить и тебе пришлось бежать? Почему ты считаешь, что все еще хоть чем-то обязан гернийцам? Разве ты не боишься того, что непременно случится с деревом Лисаны? Ты же понимаешь, почему
— Нет.
Мой отказ прозвучал устало и безнадежно. Я мог отказать ему в помощи, но не помешать ему.
— Ты нужен мне, Невар. Ты необходим народу. Ты знаешь, что мы сражаемся за правое дело. Подумай об Оликее, лишившейся сначала матери, а теперь и сына. И это сделали захватчики. Можем ли мы допустить, чтобы это повторялось снова и снова, поколение за поколением? Мы должны прекратить это.
— Это сделал Кинроув.
— А Кинроува создали захватчики. Если бы не их вторжение, он бы не потребовался магии. Изначально виной всему захватчики. Есть лишь один способ положить этому конец. Мы пытались изгнать их танцем. Они не ушли. Значит, их придется убивать.
— Эпини, — спокойно напомнил я. — Спинк. Сем. Кара. Малютка Диа. Эбрукс. Кеси. Тайбер. — Я вложил в свой шепот чувства, превращая его в мольбу. — Эмзил. Что насчет Эмзил? Я отношусь к ней так же, как ты к Лисане. Ты способен закрыть глаза на мою любовь к ней? Несмотря ни на что, она сказала, что любит меня. Желаешь ли ты смерти Эмзил и ее детям?
— Оликея! — парировал он, — Ликари. — Уравновесив жизни на весах, словно Орандула, он продолжил: — Мы оба любим Лисану. И она любит нас. Если не остановить захватчиков, мы потеряем ее навсегда и само «навсегда» потеряем тоже.
Я понял, что он имел в виду, говоря о потере «навсегда». Если строительство не прекратится, долина деревьев предков будет уничтожена. И ему не найдется дерева, когда умрет тело, а значит, не будет и второй жизни с Лисаной.
— Цена слишком высока, — возразил я.
— Верно, — согласился он. — Неважно, которая сторона ее заплатит — она слишком высока. Но с судьбой не поторгуешься. Только смерти смогут купить мир. Взвесь все, Невар. Недолгая резня, за которой последуют века мира, или долгие годы постепенного умирания вплоть до полного исчезновения народа и мудрости предков. Неужели тебе трудно выбрать? Наше нападение будет подобно хирургической операции, отсечению больной плоти, чтобы здоровая часть организма могла жить дальше. Вот что мы должны сделать.
И он отвернулся от меня. Он не столько затыкал мне рот, сколько не позволял себе слушать. Говорить дальше не имело смысла. Так что я молча наблюдал за его занятиями в тот день. Мой отец мог бы им гордиться. Он действовал разумно и без сожалений. И позволял себе выказывать лишь те чувства, которые могли быть полезны его делу.
Он воспользовался моими предложениями. Я видел, как он приводит свой замысел в исполнение. В тот же день он уже совещался с Семпайли, обращаясь к нему как к заместителю, а не кормильцу. Поначалу того смутили такие перемены, но не успели они обсудить войска, как он уже осмеливался высказывать свое мнение и давать советы. Он куда лучше знал воинов и еще до заката тихо предложил помочь с разделением их на тех, кто искренне стремится уничтожить захватчиков, и тех, кто просто надеется на славу и, возможно, добычу. Мальчик-солдат согласился, а затем поручил Семпайли отобрать дюжину человек для его личной охраны, основываясь исключительно на их умении обращаться с оружием, а не на клановой принадлежности. Также он прислушался к предложению, что разумнее будет обращаться с солдатами как с охотничьими отрядами, а не строевыми войсками. Я изрядно в этом сомневался, поскольку такой подход приведет к появлению множества лидеров вместо командной цепочки, но мальчик-солдат не стал советоваться со мной, а я больше не желал делиться с ним размышлениями. Может, он и предатель, но я не собирался таковым становиться.