Магия вне закона. Помощница Смерти
Шрифт:
– Простите, – лепетала я, здраво рассудив, что силы не равны. – У меня в глазах потемнело и в ушах зашумело.
– Захворала что ль? – выражение лица загорелого мужика лет сорока сразу сменилось со злобного на обеспокоенное. – А я тебе говорил: держись Миколы-кузнеца. Я и в обиду никому не дам, и на платок отсыплю. Озолочу!
И зыркнул на мои оголённые колени, даже бычью шею вытянул! Знаю я такой взгляд. И обещания такие слышала не раз, впрочем, как и Габриэлла! Я теперь почти всё про неё знала.
– Спасибо,
– Да для кого, глупая! Неужто думаешь, что замуж позовут? Дочь ведьмы-то? Да и за овином-то не каждый зажмёт, но я негордый, так и быть, сироткам надо помогать! А там и сладим!
И протянул ко мне лапищу, то ли желая помочь подняться, то ли полапать. Или и то и другое.
Я одёрнула подол старого серого платья, весьма поношенного даже на поверхностный взгляд, и свирепо посмотрела на кузнеца.
Постаралась вложить во взгляд всё презрение, на которое была способна. В прежней жизни меня это не раз выручало, да и сейчас вроде сработало.
Мужик снова сжал кулаки, а я отползла по жёсткой траве ещё дальше, как бы он ни стукнул меня по голове со злости!
– Тьфу, ведьмино отродье! Тоща, ещё и морду кривит! – сплюнул он мне на подол и пошёл прочь.
Я же вжала голову в плечи и следила, вернётся ли. Ноги не слушались, так бы убежала, да что теперь говорить!
Кузнец взял кнут и ударил гнедую кобылу, переминавшуюся с ноги на ногу ближе к нему. Та заржала и рванула было с места, но хозяин что-то буркнул под нос, с его руки сорвался светлый шар, похожий на молнию, и лошади встали как вкопанные.
Оглянувшись на меня ещё раз, кузнец забрался на телегу и дал коням ход. Вскоре телега скрылась за горизонтом.
Опасность миновала, самое время выдохнуть и оглядеться, куда я попала.
Вокруг была степь. Бескрайнее зелёное море травы, колышимое от лёгкого дуновения ветерка. Я взглянула на солнце и решила что сейчас около полудня.
С трудом поднявшись на ноги, присела и попыталась пройтись, чтобы размять затёкшие мышцы. Тело слушалось плохо, но уже лучше, чем пару минут назад.
Делать нечего, надо идти. Направление известное – туда, куда уехал кузнец. Вероятно, он возвращался в посёлок: вон, и телега нагружена чем-то да сверху прикрыта холщовыми пустыми мешками.
Я медленно пошла по просёлочной дороге в том направлении, в котором он умчался.
Память Габи, как её называла мать, была избирательной. О чём-то ей было неприятно вспоминать, до этих событий мне пока не добраться, а что-то девушка помнила хорошо. Например, о том, что находится в большом кованом сундуке, доставшемся ей от матери.
И где стоит её дом, Габи тоже знала. На отшибе, дело понятное. Мать была ведьмой сильной, пока не приглянулась проезжему господину, а когда оказала ему все услуги, то он обещал, что вернётся за ней.
Не сложилось.
Мать у Габи была редкой красавицей, а дочь не в неё пошла. «Мышиная порода» про таких говорят. Тощая, серая, невзрачная, головы боится поднять лишний раз.
Что ж, будем это менять!
Я и сама не заметила, как с каждым шагом иду всё легче, как с горы бегу. Плечи развернулись, спина выпрямилась, кулаки сжались.
Так за пару часов я дошагала до посёлка, в котором проживала Габи.
3
Посёлок назывался «Верхние Холмы», но совсем его не оправдывал. Память Габи подсказала, что раньше здесь было больше домов, на постоялых дворах сложно было места свободного найти, жители горделиво посматривали на соседей, а потом Главный Тракт перенесли чуть дальше.
И жизнь в крупном посёлке начала мельчать, как ручей, заваленный камнями.
– Габриэлла, откуда ты такая чумазая?
– А правда, что ты согласилась быть служанкой у господ с «Серого Замка»?
– У, как смотрит, проклятая!
С каждого дома выходили люди и провожали меня взглядами. Кто-то смотрел осуждающе, большинство со злорадным любопытством, малая часть с жалостью. Одна девчушка подбежала и сунула мне в руку красное яблоко и так быстро скрылась за спиной матери, стоявшей в толпе, что я не успела её поблагодарить.
К счастью, никто камнями не кидался, помидорами тоже. Я прибавила шагу и была рада, когда свернула на площадь, где в этот час гуляло местное общество. Дамы в длинных платьях с турнюрами и белыми кружевными зонтиками да мужчины в светлых костюмах с напомаженными усами.
И все они посмотрели на меня так, словно я вошла голой в церковь. Побродяжка осмелилась подойти к приличному дому с колоннами и начала что-то там просить. Именно такой был взгляд у большинства, иные мужчины, как и давеча кузнец, не преминули опустить взгляд на мои обнажённые щиколотки.
Площадь, вымощенную каменным булыжником, я миновала почти бегом. Свернула в первую узкую улочку и доверилась памяти Габи.
Она и вывела меня к некогда крепкому дому на окраине, стоявшему в отдалении от прочего жилья, будто остальные строения изгнали его из приличного общества.
Дом когда-то был довольно ладным и даже красивым, в его веранде с резными опорами-колоннами и кокетливо пущенным по ним плющом угадывалось желание придать дому изящество дворянской усадьбы. Но всё это было в прошлом. Здесь и покрасить бы не помешало, а там вон и вовсе дверь покосилась.
Ныне дом напоминал мне больного чудище, дышащее злобой, под которой скрывался страх запустения.
Я обошла свои двухэтажные владения и внимательно присмотрелась к голым стенам и углам, затянутым паутиной. То ли Габи и впрямь была засранкой, то ли не от мира сего. Я даже рассмеялась: какое тонкое замечание!