Магнатъ
Шрифт:
– Наташку бы ему под бок, первейшее дело… Иэх! Ну Лунев, подсуропил!..
Глава 5
– Фух, ну и ливень!
Двое мужчин ввалились (иначе и не скажешь) в одну из московских лавочек, торгующих готовым платьем. Мужским. Вот только приказчик отнюдь не торопился навстречу покупателям – ему хватило и одного взгляда, чтобы сразу оценить платежеспособность возможных клиентов. Один был одет с немалым вкусом и ОЧЕНЬ дорого. В такой одежде впору было по банкирской Ильинке разгуливать или на Мясницкой в одной из крупных контор посиживать, в кресле управляющего. Другой же внешностью своей больше всего походил на молодого купчика, или, еще верней, преуспевающего собрата-приказчика: худощавый, невысокий, одетый в почти черный
Чтобы вывешенный и выложенный на длинных полках товар заинтересовал таких покупателей, требовалось, по крайней мере, небольшое чудо – например, одномоментное исчезновение всей их верхней одежды. Исключая портмоне, разумеется. Только тогда костюмы для небогатых мещан и разночинцев могли получить хоть какой-то шанс покинуть его лавку.
– Чем могу помочь господам?
Богач даже не повернул голову в его сторону, продолжая стряхивать с себя дождевую влагу, а вот второй отреагировал вполне ожидаемо – живенько повернулся и с непроницаемым лицом заявил:
– Мы пока не осмотрелись.
Затем покосился на длинные нити ливня, яростно секущие серые каменные плиты мостовой, и повернулся к своему спутнику. Что-то тихо предложил, получил такой же тихий ответ и едва заметно улыбнулся, согласно кивая. Минут через пять, когда ярость стихии закончилась так же резко, как и началась, оставив после себя шумные потоки мутно-мусорной воды, приказчик решился предложить господам или что-то уже приобрести (два раза «ха-ха»), или уже покинуть его заведение. Из которого обычно никто без покупки не уходил – и не важно, хотел ли он тратиться или же нет. Дюжие зазывалы вцеплялись в зазевавшихся прохожих не хуже капкана, буквально затаскивая их к своим приказчикам, которые если и уступали чем-то красномордым здоровякам, так только в телосложении да умении высокохудожественно сквернословить. А вот по части продать что-то – могли дать им изрядную фору и все равно остаться в несомненном выигрыше, так как умудрялись пристроить любую, даже подгнившую, тряпку под видом первосортного товара. Поправка – обычно могли. Но не связываться же с приказчиком, знающим что и как не хуже его самого? И уж тем более не стоило быть настойчивым в отношении господина, одежда которого стоила несколько сотен рублей. Такому продавать что-то из обычного ассортимента лавки было то же самое, что на скачках поставить на темную лошадку – то ли выиграешь, то ли проиграешь, шансы одинаковые. Вот только ни один скакун не вернется, чтобы выразить неудовольствие неудачной ставкой, – а БОГАТЫЙ господин это сделает непременно. Или напишет заявление в полицию, что еще хуже.
– Черт знает что!
– Григорий Дмитрич?
Поименованный так сжал в руке собственный сюртук и еще раз ругнулся, только уже сквозь зубы – между пальцами просочились крохотные капельки воды. А затем вскинул голову, пройдясь взглядом по длинному ряду вывешенной одежды, нашел более-менее подходящее по цвету и крою и шагнул поближе. Недолго повыбирал, тут же примеряя понравившиеся сюртуки прямо на себя, почти не глядя прихватил рубашку и прошествовал в кабинку для переодевания.
– Кхм. Стоит ли, Григорий Дмитрич?.. Товарец здесь не вполне…
Тресь!
Над занавесочкой пролетел спутанный комок белой ткани.
– Приказчик! Еще рубашку. И не то дерьмо, что попалось мне в первый раз! Тимофей Алексеевич, будь добр, проследи.
Второй экземпляр нательного белья устроил покупателя больше (хотя бы тем, что у него не расходились швы). Еще через несколько минут привереда откинул плотную шторку и вышел на середину помещения, встав напротив большого зеркала. Повернулся одним боком, другим, удовлетворенно качнул головой и совсем было собирался произнести что-то довольно-хвалебное (по крайней мере, приказчику хотелось бы на это надеяться), как заметил какой-то непорядок в своем отражении. Слегка нахмурился, поглядел еще раз, а затем сделал такое движение руками, словно бы собирался кого-то обнять. Резко.
Тресь!
Важный
– Ты что же это мне, голубчик, всякую ерунду подсовываешь? Никак зубы жмут?
У работника торговли на такую претензию едва не отнялся язык. Но не от стыда: плотную фигуру мужчины охватывали ремни, складывающиеся в подобие упряжи. На которой, в свою очередь, крепилась кобура для пистолета – слева и пара длинных узких карманчиков справа. И не только крепилась, но и не пустовала, тускло поблескивая вороненой оружейной сталью. В голове как будто щелкнуло, и все стало на свои места: заметная военная выправка, господские манеры и явная привычка приказывать. К нему пожаловал богатый отставник! У зазывалы (подрабатывающего иногда и вышибалой) при виде такой картины тоже сделалось нехарактерно задумчивое лицо. Словно бы он в первый раз в своей жизни задумался, не следует ли ему сбегать до ближайшего постового-полицейского. Ребра ведь того, не казенные.
– Виноват-с!!! Больше не повторится!!! Сей момент все исправим, ваше благородие!
Тут же словно из воздуха соткался брат-близнец дырявого сюртука, только сшитый гораздо добротней и не гнилыми нитками. Да и сидел он на покупателе не в пример лучше – ни морщинки, ни складочки.
– Ну вот, другое дело. Вот это…
Удоволенный и оттого резко подобревший мужчина небрежно кивнул на прежнюю свою одежку, висящую на деревянной перекладине рядом с примерочной кабинкой, и уронил на прилавок перед собой темный картонный прямоугольник-визитку.
– …доставите по адресу. Тому, что самый нижний – на Мясницкую. Сколько там с меня?
– Четвертная, ваше благородие!
– Кхм?!
Предатель купеческого сословия, молчавший практически все время, что находился в лавке, негромко кашлянул и скептически выгнул бровь. А в руках у него… Воистину, нет хуже врага, чем бывший друг! Ну или хотя бы коллега. Купчик держал в руках сапоги с особенными подметками – предназначенными для особенных покупателей. Тех, кто сильно торопился или недавно пожаловал в Первопрестольную и не знал некоторых особенностей местной жизни. Другим продавать обувь с подошвой из начищенного ваксой картона было трудновато.
– Виноват-с, ошибочка вышла! Со скидочкой аккурат пятнадцать рубликов получается, ваше благородие.
Приказчик с подступающей тоской подумал, что сегодня явно не его день. Судя по всему, его мнение разделял и зазывала. Или не разделял – обычно на диво жизнерадостный, здоровяк стоял с такой постной рожей, что можно было заподозрить его в чем-то нехорошем. Например, небольшой молитве на тему «господи, пронеси».
– Получи, любезный.
В раскрытом бумажнике мелькнула такая солидная стопка сотенных и разной сине-зеленой мелочи [26] , что продавец, несмотря на всю свою выучку, невольно прикипел к ней глазами.
26
Соответственно пяти– и трехрублевых банкнот.
– Ну что же, Тимофей Алексеевич, продолжим наш путь?
Двое мужчин покинули свой временный приют от непогоды и зашагали дальше, оставляя за своими плечами безутешного работника торговли – мало того что часть товара попортили, так еще и на покупки пришлось цену скинуть, куда как ниже реальной. Чтоб им пусто было, таким покупателям!
Впрочем, господ Долгина и Ярославцева подобные мелочи не волновали. Первый вспоминал, что он уже увидел за сегодняшнюю экскурсию по первопрестольной (собор Василия Блаженного и Кремль понравились больше всего), а что ему еще только пообещали показать, а второй… он просто радовался. Привычным с детства видам и шуму Москвы, палящему августовскому солнышку, тому удивительно свежему ветру, что всегда бывает после сильного дождя. Ленивой суете прохожих, важному постовому, стоявшему на перекрестке наподобие живой статуи, и даже экипажам, время от времени пролетающим мимо. Он радовался свободе!