"Магнолия" в весеннюю метель
Шрифт:
— Если уж лечиться, то основательно, — гордо произнес Талимов, извлекая из холодильника плоскую зеленоватую бутылку с прозрачной жидкостью. В жидкости плавала змея, колебавшаяся в такт его шагам.
— Из Вьетнама, — кратко пояснил Талимов, хотя чувствовалось, что скромность эта напускная. — Неотъемлемая часть чествования высокого гостя. Лучшее средство от смерти. Кто осилит первый стаканчик, будет жить долго, — он налил и чокнулся со стопкой Кундзиньша. — Ну — чтобы пар всегда держался на марке!
Поняв,
— Это же медицинский — в обычной водке этот гад давно сгнил бы… Запей водичкой! Вот-вот, сейчас полегчает, — утешительно приговаривал Талимов.
И действительно, после талимовского «лекарства» возникло удивительное ощущение легкости, некое озарение, предупреждавшее: более ни глотка! Но вместе со способностью связно думать пришло и серьезное волнение за пропавшую рукопись.
— Это диверсия! — вынес категорическое суждение Талимов и тут же прибавил: — Шпионские штучки, поверь мне, старому разведчику… Ты спросишь: почему же в таком случае рукопись не похитили раньше — скажем, в Москве, где несравнимо легче спрятать концы в воду? И я отвечу: потому что они дураки — что бы стали они делать с незавершенной работой? И вообще, крадет лишь тот, кто сам не в состоянии ни придумать, ни написать. А едва ты закончил, они тут как тут, и пиши пропало.
— А может быть, я все-таки забыл в баре? — слабо протестовал Кундзиньш.
— Там-то обычно и начинаются все несчастья… Достаточно мне появиться в кабаке, как сразу налетают всякие плагиаторы: «Мехти Алиевич, дорогой, расскажите о ваших творческих планах! Как будет называться ваша следующая книга?» Вот и в войну так было: вокруг меня всегда увивалось человека четыре, все вынюхивали. Но Талимов — кремень! — И, как бы подтверждая свою несокрушимую бдительность, он ударил кулаком в свою необъятную грудь.
Только сейчас Кундзиньш уразумел, что Талимов поправлял свое здоровье уже с самого утра.
— Извини, но мне все-таки хочется проверить, не оставил ли я ее в баре. В последнее время я стал несколько рассеянным, не помню даже шифр замка чемодана…
— Иди, иди, — благосклонно разрешил Талимов. — Я подключусь к операции, когда потребуется принимать важные решения. Талимов всегда успевает в нужный момент…
В баре не было ни единого посетителя. Кофейный автомат еще только грелся, бармен, включив кофемолку, вытирал пыль с декоративных бутылок из-под изысканных напитков, перемывал мерные стаканчики, оставляя в каждом капель по десять чистой воды: копейка рубль бережет.
— Простите — вчера здесь, по-моему, работала женщина… — Кундзиньш запнулся. — Понимаете, я только хотел узнать…
—
С той поры, как Калниетис успешно завершил лечение от пьянства, он использовал любую возможность, чтобы поучать других, считая давно надоевшие прибаутки лучшим воспитательным средством.
— Да нет, наоборот, — внес ясность Кундзиньш. — Я очень надеялся, что она оставила кое-что для меня…
— Остатки напитков мы не сохраняем. Не откладывай на завтра то, что можно…
— Разве я похож на такого? — Кундзиньш понимал, что принял неверный тон, но никак не мог избавиться от ощущения вины. — Вчера мы здесь немного засиделись, а сегодня я нигде не могу найти мою докторскую диссертацию.
— Что поместья пропивали, мне приходилось слышать, а вот… А вы уверены, что диссертация эта у вас написана? — строго спросил Калниетис. — Может, вы как раз надеялись обнаружить ее на дне бутылки?
— Что вы, что вы! — Кундзиньш засунул все еще дрожавшие руки поглубже в карманы. — Просто мне кажется, что я забыл рукопись здесь. Такие листы бумаги, исписанные, посмотрите, пожалуйста, может быть, ваша коллега их где-нибудь спрятала…
Калниетис покачал головой.
— Пьяный проспится, дурак — никогда. Ну подумайте сами: к чему ей ваши каракули? В ломбард снести, что ли? Ладно, попробуйте позвонить ей домой. Мало ли во что женщины завертывают рыбу…
Когда Кундзиньш уже судорожно нажимал кнопку лифта, он, разумеется, понял, что следовало ответить бармену, чтобы поставить его на место. К сожалению, такого рода мысли всегда запаздывают — и при обмене мнениями с директором или товарищами по работе. Самые убедительные аргументы всегда рождаются в голове, когда совещание уже закончилось. Вот и теперь он стал перебирать в уме сокрушительные ответы.
— Вы чем-то недовольны, товарищ Кундзиньш? — услышал он любезный голос. Рядом с ним стоял заместитель директора. — Я не расслышал, вы что-то сказали…
— Это безобразие! — по инерции продолжал Кундзиньш свой монолог. — Простите, товарищ Апситис, это к вам не относится.
— Так что же случилось? Говорите же! — возбуждение Кундзиньша передалось и Апситису. — Вас что-то задело?
— Слишком мягко сказано. Мне просто плюнули в лицо! Но самое ужасное в том, что ничего другого я и не заслужил. Я действительно вчера вел себя, как последний дурак. И вот труд четырех лет — псу под хвост.