Махно. Полковая казна
Шрифт:
Так вот помня этот опыт, мы с Яном были готовы к непредвиденным ситуациям. Да ещё и полутяж, зачем то передал Гуне сумку перед тем, как мы зашли в подъезд.
Гуня первый, я за ним, потом Толик и замыкал процессию Ян. В общем, когда мы не остановились между первым и вторым этажом, я был уже на взводе. Вступив на площадку второго этажа, я с короткого разворота впечатал пятку в челюсть полутяжу. Не осознав ничего, он провалился в глубокий нокаут и плавно оседал на руки к Яну. Тем временем, чуть присев я провёл двойку в печень и челюсть Гуне, которую он удивленно подставил под мой кулак. Парень безмолвно осел, даже не охнув. Я сдернул с него обе сумки, и мы с Яном кинулись на улицу. Выскочив за угол, мы удачно поймали такси.
Садясь в машину, я бросил водителю,
– На Невский, к «Гостинке», шеф – .
Немного отъехав, я расстегнул первую сумку. Там лежали пакеты с вельветовыми штанами, пакеты с такими же рубашками, юбками, куртками. Заглянув во вторую сумку мы увидели ещё пакеты со штанами, несколько коробок с жвачкой, фирменные футболки и что-то по мелочам. Мы смотрели друг на друга, и не сговариваясь, я громко произнёс,
– Шеф, мы передумали, давай в Пулково.
Там мы купили билеты на ближайший рейс до Москвы, и уже оттуда до Перми. Все это я рассказывал в мастерской Владимира Леонтьевича, где мы в очередной раз попивали коньячок. Он от души смеялся над концовкой моего вояжа в Ленинград. Немного успокоившись от смеха, он налил в стаканы коньяка и мы выпили.
– Да, Ленинград. Как много у меня с ним связано, – сказал с грустью в голосе Махно.
Украина. Тридцатые годы. Александровка, Малиновка, Сталино (Юзовка)
Глава 1
– Помнится, я обещал рассказать, как добрался с Украины до Ленинграда, – сказал Махно, – Только это было не просто, для этого мне пришлось пережить еще много приключений. Так вот, слушай…
И мы перенеслись опять в Украину тридцатых годов.
Почти сутки я просидел у могилки отца. В моей голове был полнейший хаос: что делать, куда направиться, где взять еды? Все это усугублялось ещё и тем, что районы, особо подверженные голоду, были отцеплены заградотрядами. Справка, которая была у меня на руках от сельсовета, давала право передвигаться в пределах Сталино (ныне Донецкой) области, да и то только с отцом, а отца уже нет. Деньги отец оставил, но воспользоваться ими открыто было равносильно самоубийству. Но как говориться: «глаза боятся, а руки делают», так и я направился в сторону Юзовки (это прежнее название Сталино), благо отец в, общем, рассказал в каком направлении нужно идти. Отцовский пояс я тщательно спрятал на себе, оставив немного мелочи. До села Малиновка я дошёл только на следующий день. В этом селе жили родственники моих крёстных, и они неоднократно бывали у них на троицу, что бы в родительскую субботу посетить кладбище, где была похоронена мать коки Лены.
Хату семьи Проценко я нашёл только к вечеру. Дядька Филипп и тетка Лукерья встретили меня не приветливо. Они, как и все, голодали. Этот взгляд измученных глаз, окружённых темными кругами, не просто говорил, а кричал и стонал от голода. Не знаю почему, но я не стал рассказывать о том, что мы бежали от ОГПУ и что отец мой умер. Я рассказал, что мама и Христинка померли, и мы с отцом решили пойти на заработки в Юзовку. Отец задержался у Фимы на фабрике ещё на пару дней, а меня отправил вперёд, чтоб я его у них дождался. К своим словам я добавил и деньги, которые достал из кармана и спросил, можно ли на них что-то купить из еды. Дядька Филипп, схватил деньги, и ни говоря, ни слова вышел из хаты. Вернулся он вскорости, и принёс литр горилки. А тетка Лукерья собрала на стол, что Бог послал. Поев, я спросил,
– Куда мне можно лечь, я еле держусь на ногах – .
– Ложись на лавку у печки, – сказала тетка.
Хоть я и устал, но сон никак не шёл. И еще, что то меня тревожило, что то настораживало. Может это мне казалось, но взгляды, которые на меня, порой, устремляла тетка Лукерья, меня реально пугали. Вскоре сон все же одолел меня.
Но среди ночи, меня как будто что то толкнуло и я открыл глаза. Стояла ночь. За занавеской, где стояла хозяйская кровать, слышался шёпот тетки Лукерьи,
– Чего разлёгся, пьянчуга. Скоро рассветет, как будешь перетаскивать его в сарай?
– .
Дядька Филипп, что то не членораздельно пробормотал.
– Опять все придётся самой делать, – пробурчала его жена.
Меня охватил дикий ужас. Было известно много случаев людоедства, и видимо Проценко то же грешили этим. Я как мог тише, сполз со скамьи, на которой спал, и тих, тихо пополз к двери. За шторкой слышалась, какая то возня и шёпот Лукерьи,
– Нашёл время, когда приставать. Что вдруг тебя приспичило, охальник, – уже кокетливо шептала жена Филиппа.
Я воспользовался моментом и выскользнул в дверь. Пулей проскочив через двор, и перемахнул через плетень, бросился наутёк. Я бежал и плакал, от страха, от обиды на свою судьбу, так резко превратившую мою спокойную жизнь в гонку на выживание.
Глава 2
Через четыре дня я все же добрался до пригорода Юзовки. Эти дни я почти ничего не ел, и спал, где придётся, пару раз попал под дождь, был измождён, одежда на мне кое-где была разорвана. В общем, классический вид беспризорника. Моей целью был железнодорожный вокзал. Откуда я планировал отправиться в Ленинград. Почти наугад, но иногда интересуясь дорогой к вокзалу у прохожих, которые шарахались от меня, я почти достиг цели. И не мудрено, вокзал находился совсем рядом.
Но тут путь мне преградили четверо подростков, примерно моего возраста, и такие же тощие и чумазые.
– Эй, фраерок, топай сюда, – гаркнул один из них.
Я неспешна подошёл.
– Не местный?, – спросил тот же пацан.
– Нет, я с Гуляйполя, – почти правду сказал я.
Дальше разговор пошёл своим чередом: почему здесь, почему один, есть кто здесь знакомые? Я рассказал, как есть.
– Жратва или гроши есть?, – поинтересовался все тот же парнишка, который назвался Михалик.
– Еды не видел уже два дня, а гроши трошки имею, – сказал я и вынул из кармана пятирублевку, которую заранее извлёк из отцовского пояса.
– Ух ты, где взял?, – спросил Михалик.
– На паперти, какой то нэпман расщедрился, – соврал я.
– Пошли к спекулянтам, – сказал все тот же парень, и мы направились по «прошпекту», как сказал Рудик, на базар. Там другой парнишка, по имени Мурат (явно гречанок), взяв пятерку, уверено направился к какой-то бабенке, и они скрылись в подворотне. Минут через десять, Мурат, уже с котомкой на плече, радостный и вприпрыжку, появился возле нас.