Макамы
Шрифт:
— Эй, мерзавец, не трогай эту голову, она моя!
Тогда второй повернулся и тоже стукнул его кулаком, стараясь показать, что он сильнее, и заявил:
— Нет, эта голова — мое право и моя собственность, она в моих руках!
И тут они начали биться смертным боем, а выдохшись и все-таки оставшись в живых, решили: пусть их рассудит старший банщик.
Первый сказал:
— Эта голова принадлежит мне, ведь я израсходовал на нее глины целый кусок, намазал и лоб ему, и маковку, и висок!
Второй сказал:
— Нет, она принадлежит мне: тело, на котором она сидит, ведь я растирал и все суставы его разминал.
Тогда старший банщик потребовал:
— Приведите мне владельца головы, я спрошу его, кому из вас двоих она принадлежит.
Они пришли за мной и сказали:
— Ты должен быть свидетелем
Волей или неволей пришлось мне пред ним предстать и за других ответ держать. Банщик обратился ко мне:
— Эй, человек, только правду ты должен говорить, только истину должен мне открыть. Скажи, кому из них принадлежит эта голова?
Я ответил:
— Да простит тебя Бог! Это моя голова, она всюду меня сопровождала, вместе со мною вокруг Священного Дома обход совершала [123] , и я не сомневаюсь в том, что она принадлежит мне.
Он закричал:
— Молчи, болтун!
Потом обратился к спорщикам и сказал:
— Долго ли будете спорить вы из-за этой дурацкой головы?! Она пуста и ничтожна по сравнению с гневом Божьим и адским огнем! Допустим, что она и рядом тут не была и что мы никогда не видали того козла!
123
Вокруг Священного Дома обход совершала.— Священный Дом — Ка'ба; обход вокруг Ка'бы — один из обязательных обрядов хаджжа, паломничества в Мекку (подробнее см.: Ермаков Д.В.Хаджж// Ислам: Энциклопедический словарь. М., 1991.).
Г оворит Иса ибн Хишам:
Я испугался и устыдился, одеться поторопился и поскорей ускользнуть решился. Дома я изругал слугу дурными словами и побил его кулаками, потом велел другому слуге:
— Приведи мне цирюльника, который избавит меня от этой тяжести на голове.
И он привел мне человека, стройного станом, лицом пригожего, на резную фигурку похожего. Я обрадовался ему, а цирюльник, войдя, сказал:
— Мир тебе! Из какого ты города?
Я ответил:
— Из Кума.
Он продолжал:
— Да приветствует тебя Бог! Ты пришел из страны благоденствия и процветания, из города людей сунны и согласия общины — да продлится ее преуспеяние [124] ! Я как-то был там в месяц рамадан в соборной мечети, когда светильники уже зажигались и ночные молитвы читались. А тут вдруг Нил воды свои разлил и светильники чуть не утопил. Но Бог даровал мне сапоги, которые я надел влажными, но рукава у них не были вышитыми. И мальчик вернулся к своей матери, после того как я свершил вечернюю молитву и тень выпрямилась.
124
Речь цирюльника совершенно бессмысленна: шиитский город Кум он расхваливает как суннитский, помещает его далее на берегу Нила и т.п.
А каков был твой хаджж? Все ли ты выполнил предписания, какие требуются? И они закричали: «Чудо! Чудо!» Тут посмотрел я ввысь — как приятна война для людей, что посмотреть на нее собрались! Я увидел, что хариса находится в том же положении, и понял, что дело свершается по решению Бога и его предопределению. До каких же пор будет длиться эта тоска? Ни сегодня, ни завтра нет спасенья — то суббота, то воскресенье. Я не хочу затягивать споры — к чему эти разговоры?
Однако нужно, чтобы ты знал: ал-Мубаррад в грамматике остер, как бритва, и не занимается словами черни. Если бы возможность возникала прежде действия, я бы уже побрил тебе голову. Не хочешь ли ты начать?
Г оворит Иса ибн Хишам:
Его бредовые рассуждения меня привели в смятение. Я испугался, что он задержится тут, и сказал:
— Отложим на завтра, если Богу будет угодно.
А потом спросил о нем у тех, кто при этом присутствовал. Они сказали:
— Этот человек из пределов Александрии. Наша вода ему не подходит, желчь у него разливается и с ума его сводит. И он целый день бредит,
Я сказал:
— Да, я слышал о нем, и меня огорчает его безумие.
И закончил стихами:
Дам обет я перед Богом, Поклянусь — и вы поверьте: Брить я голову не буду Ни за что до самой смерти!
ЖИРНАЯ МАКАМА
(тридцать четвертая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Как-то раз вместе с друзьями я подошел к одной палатке в надежде, что ее обитатели чем-нибудь нас угостят. К нам вышел пузатый человечек невысокого роста и спросил:
— Вы кто?
Мы ответили:
— Гости, которые вот уже три дня как не ели ни крошки.
Он откашлялся и предложил:
— А что вы скажете, друзья, если вам подадут на широком блюде кусок жира, собранного с целого стада овец и скатанного в ком вроде лысой головы, а сверху будут положены лучшие хайберские финики с высокой и густой пальмы? Один такой финик может наполнить рот любого из компании жаждущих и голодных, три дня не пивших и не евших. Зубы тонут в его мякоти, а косточки в нем — как птичьи язычки. К этому подадут огромную чашу свеженадоенного молока тучных верблюдиц, вскормленных хармом и раблом [125] . Не хотите ли такого угощения, друзья?
125
Вскормленных хармом и раблом.— Харм — род щавеля, рабл — сочное вечнозеленое растение. Имеется в виду, что эти верблюдицы вскормлены на очень хорошем пастбище.
Мы обрадовались:
— Да, Богом клянемся, хотим!
Старик захохотал и сказал:
— Ваш дядя тоже не против!
Потом он спросил:
— А что вы скажете, друзья, если перед вами на круглом куске кожи, пахнущей каразом [126] , насыпят кучку муки, белой, как серебряная пыль. Пусть возьмется за нее один из вас, молодец не вздорный, искусный и проворный, сделает тесто и начнет его прилежно месить, но не слишком трясти, не бить, до полной мягкости не доводить, молока пусть добавит потом, тесто свернет кольцом и положит на горячие камни. Когда тесто забродит, но не успеет затвердеть, пусть он возьмет ветки гады [127] и подожжет их. Когда же они догорят, пусть он разровняет горячую золу и, приплюснув тесто, разложит его на золе и закроет. Когда тесто поднимется и затвердеет сверху, пусть положит на него нагретый камень и прикроет крышкой — тогда тесто будет греться и сверху и снизу. Когда тесто растрескается немножко и корка его станет похожей на тоненькую лепешку, а румянцем своим напомнит знаменитые хиджазские сорта умм ал-джарзан или изк ибн таб, то лепешку поливают медом, белым как снег, — он пропитает мякоть лепешки и затвердеет на ее румяной корочке. После того вы заглотаете ее, как Джувайн или Занкал [128] . Не хотите ли такого угощения, друзья?
126
Караз — стручковое растение, с помощью которого дубят кожу; при этом его приятный запах отбивает все прочие.
127
Гада — кустарник, ветки которого дают при сжигании сильный огонь; угли его долго сохраняют жар.
128
Джувайн или Занкал— известные обжоры из анекдотов.