Макамы

аль-Харири Абу Мухаммед аль-Касим

Ответил старик:

— Зачем о дожде набухшую тучу просить? Зачем скакуна быстроногого торопить? Ты стрелку искусному лук вручаешь, моряку умелому корабль доверяешь.

Потом помолчал, мысли свои собрал и так продолжал:

— Проситель, поди приготовь чернила, садись и пиши, дабы сказанное не уплыло:

«Благородство украшает, низость очерняет. Прекрасный одаряет, порочный отнимает, степенный угощает, коварный устрашает, щедрый утоляет, крикливый утомляет. Посул иссушает, подарок избавляет, хвала очищает, молитва охраняет, свобода оберегает, сокрытье унижает, небреженье уклоняет, принужденье утесняет. Скупой оставляет, благочестивый оделяет. Клятва утруждает, правда услаждает.

Луна эмира свет излучает, поток его щедрости обогащает. Мудрость эмира беду отдаляет, меч его неправедных истребляет. Помощник эмира плодами одаряется, славящий его милостью удовлетворяется. Твое изволение раба от забот избавляет, ливнем обильным несчастного орошает. Добродетель эмира рекой изливается, несовершенство его рукой

устраняется. Но я, заклиная эмира, тени уподобился, благодеянья, однако, не удостоился. Тебя я то улещал, то увещал, тебе угождал, желания упреждал.

Детей я своих обездолил, терпеть унижения приневолил. Омрачают житье их слезы обильные, враги обижают сильные, и терзают их мученья ужасные, горюют они, несчастные. Отягченные бедностью, они голодают и безропотно оскорбления принимают. Оставил покой их давным-давно, одно лишь унынье теперь им дано. О них я печалюсь, о них я вздыхаю, едва подумаю — ум теряю!

О, милость эмира пусть их посетит, упованья печалящихся оживит! Повелитель, им тягости облегчить помоги, исполни просьбу испытанного слуги: отдай приказ его домой отпустить — вечно он будет о тебе Аллаха молить!»

Когда кончил старик прошение диктовать, искусство свое сумев показать, все его восхваляли щедрой хвалой, одаривали наперебой и стали расспрашивать, какого он рода и где обитель его народа. Старик ответил:

Чистокровный араб я из рода Гассана, Были предки мои все высокого сана. И очаг мой, как солнце, когда-то горел, Маяком он светил, души путников грел. Я в Серудже провел свои светлые годы — В наслажденьях купался, не знал непогоды, Яркий юности плащ горделиво носил, У Аллаха взамен ничего не просил. Словно райские кущи, в Серудже сады, Я блаженствовал в них и не знал суеты, Не боялся превратностей грозного рока И не знал, что судьба отомстит мне жестоко. Но, увы, если б нас убивали несчастья, Я давно бы погиб без людского участья. Как хочу я ушедшие годы вернуть! Не колеблясь я выбрал бы правильный путь. Не пристало мне жить, как скотине в хлеву, — Узы жизни я лучше уж сразу порву. Над поверженным львом воет стадо гиен, Жаждет крови напиться из царственных вен. О моя злополучная чаша удачи, Ты обходишь меня — я стенаю и плачу. Если снова бы счастье вернулось ко мне, Я бы славил Аллаха вдвойне и втройне!

Молва о поэте быстро росла и до ушей эмира дошла. Старика эмир к себе зовет и жемчугами ему наполняет рот, предлагает один из диванов себе под начало взять — украшением свиты эмировой стать. Дарами эмира старик доволен остался, но пойти на службу к нему отказался.

Продолжал аль-Харис ибн Хаммам:

— Породу дерева я разглядел еще до того, как плод созрел, воссияние луны предсказал, прежде чем старец слово сказал. Но взглядом успел он предостеречь, чтобы я в ножнах оставил свой меч: ведь было бы, право, неблагородно о нашем знакомстве кричать всенародно. Когда Абу Зейд удалился с полной сумой, довольный победой такой, вышел я его проводить, чтоб минуты общения с ним продлить, и стал Абу Зейда укорять за то, что диваном отказался он управлять. Старик улыбкой пресек увещанья и сказал такие слова на прощанье:

Бездомным и нищим скитаться по миру Приятнее мне, чем служенье эмиру. Пусть должность предложат мне людям на зависть — Не горек ли плод, коль червивая завязь? В руках у эмира и сила и власть — Опасно в немилость к эмиру попасть. Коль дело внушает тебе подозренье — Обманет оно, как в пустыне виденье. Как часто во сне мы блаженны бываем, Проснемся — и в ужасе сны забываем.

Перевод В. Борисова

Баркаидская макама

(седьмая)

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:

— Связанный путами путей и дорог, утружденный плаваньем по морю утрат и тревог, к Баркаиду [50] иракскому я барку свою пригнал — день розговенья [51]

там провести пожелал. Наконец утро праздника занялось, народу множество собралось, все спешили к мечети — и пеший и конный, согласно Аллаха закону стремились положенное совершить: подаяние бедным раздать и на молитве побыть. И я, по обычаю, обрядившись в новое платье, вышел с толпой простолюдья и знати. Мечеть наполнялась за рядом ряд; казалось, ни шагу не ступишь — так плотно люди стоят.

50

Баркаид — средневековый арабский город в Северной Месопотамии (к северо-западу от Мосула); ныне не существует.

51

День розговенья… — см. примеч. 35 к макаме 4.

Но вдруг какой-то старик с мешком появился меж нами, в черной простой одежде, с закрытыми плотно глазами. Старуха его за рукав вела — как ифрит, безобразной старуха была! [52] Шел он, качаясь, словно лишенный сил, слова приветствия чуть слышно произносил. Потом он стал в стороне, руку засунул в мешок, оттуда исписанные листки извлек и приказал ифритке своей средь собравшихся высмотреть богачей и тем, чьи руки влагой полны [53] , листки раздать поскорей. Судьба-насмешница и меня наградила листком — разноцветные буквы я увидел на нем:

52

…как ифрит, безобразной старуха была… — Ифрит — злой дух (см. также примеч. 83 к макаме 12). Женщинам в мечеть входить было не положено, чтобы не соблазнять молящихся. Старуха (к тому же безобразная!) в расчет могла не приниматься.

53

…чьи руки влагой полны… — Влага — синоним щедрости.

Я истерзан, я измучен, Злым недугом туго скручен. Недруг не дал мне покоя — Хитрым козням он обучен. Родич клял меня за бедность, И коварный и колючий. Ветвь моей цветущей жизни Изломал поток кипучий. В ветхом рубище скитаюсь И не знал одежды лучшей. От обиды и страданий Гибель стала неминучей. Пусть детей моих несчастных Громом рок сразит гремучим: Если бы не их печали, Что текут слезой горючей, Я б не гнулся в униженье Перед сильным и могучим, Не молил родных злорадных О поддержке в горе жгучем, Я доволен был бы жизнью — К скромной доле я приучен. Кто ж над засухой моею Разольется щедрой тучей? Корку хлеба иль рубашку Мне пошлет ли добрый случай? [54]

54

Корку хлеба иль рубашку // Мне пошлет ли добрый случай? — Согласно мусульманскому преданию, просить милостыню в мечетях запрещено Аллахом, но подавать ее дозволено. Хитроумный нищий обходит запрет с помощью листков со стихами, в которых он жалуется на нужду.

Сказал аль-Харис ибн Хаммам:

— Я стихи до конца прочитал, красивому почерку подивился, и мне захотелось узнать сочинителя и того, кто над перепиской трудился. Тут подсказала моя душа, что старуха укажет мне верный путь и что отнюдь не будет греха, если я ей подарю что-нибудь. А старуха вновь обходила ряды — на всех ладонях искала щедрой влаги следы, но зря рассчитывала на успех: сухими были ладони у всех. Наконец поняла, что надежды ее напрасны, и сказала, увидев, что без пользы пропали стихи прекрасные:

— Все люди — творенья Аллаха, и к Аллаху ведет их обратный путь.

И опять пошла по рядам — обратно листки вернуть. Но про мой листок позабыла — шайтан ее одурачил, и она к старику вернулась, рыдая и плача. И старухе так ответил старик, когда услышал жалобный вой и крик:

— К Аллаху мы в беде прибегаем, дела ему наши препоручаем, ибо силы и мощи выше не знаем.

И продекламировал:

Не осталось достойных людей на свете, Нету больше надежных друзей на примете. Благородные, щедрые души исчезли — Все давно уж попали в греховные сети!