Макамы

аль-Харири Абу Мухаммед аль-Касим

— Какой злой ветер тебя носил? Борода была, как ночь, черна, отчего теперь серебрится она? Ведь я тебя, шейх, еле узнал!

В ответ он такие стихи сказал:

Тяжелою поступью время идет И властно людей за собою ведет. Сегодня к богатству тебя приведет, А завтра низринет, в могилу сведет. Обманчивым блеском не будь ослеплен — Везенье берет бесталанных в полон. Не сетуй, что злою судьбой обделен, Терпеть научись — и ты будешь спасен! Не злато еще золотая руда — Разумным не

станешь без мук и труда!

И пошел старик, унося с собой нашу любовь и сердечный покой.

Перевод В. Борисова

Макама о двух динарах [27]

(третья)

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:

— Собрало нас с друзьями веселье, словно жемчужины в ожерелье. И беседы нашей огниво сыпало искры без перерыва. Не разжигая пламени спора, сучили мы нити разговора, вспоминали стихи и рассказы, веселые шутки и проказы. И вдруг перед нами — чужой, оборванный и хромой. Говорит:

27

Динар — денежная единица, золотая монета весом ок. 4,23 г.

— О несравненно драгоценные, неизменно блаженные! Пусть усладою будет ваше житье и сладостным — утреннее питье. Взгляните: имел я товарищей, был тороват, славил бога и был богат, владел деревьями и деревнями, одаривал щедрыми дарами. Но вот одолели меня превратности, оседлали меня неприятности, черные беды чредою ко мне вошли, искры злобной зависти обожгли, так что ладони мои обеднели, жилище и двор оскудели, иссякли источники благ земных, иссохла земля в полях моих, распался дружеский круг, и ложе каменным стало вдруг.

Пошли измены и перемены, рыданье родных услышали стены. И привязь пустая — нету коня; кто завидовал мне — стал жалеть меня. Пропало, богатство, погибло добро — скот, и золото, и серебро. Плакал даже недруг злорадный — даже он моим бедам не рад был.

Так судьба, ко мне беспощадная, и бедность нещадная белым сделали черный висок, и в горле застрял кусок. Стали мне обувью мозоли, страсти ушли поневоле, голодовка тело мне изнурила, бессонница веки мне насурмила. На стоянке теперь я не жгу огней, боясь привлечь незваных гостей. От колючек за мною кровавый след; я стараюсь забыть, как сидел в седле; жду с нетерпеньем урочного дня, когда смерть заберет меня.

Где же он — мой утешитель, где он — благородный целитель? Клянусь тем, кто земную мне жизнь подарил и с племенем Кайлы [28] породнил, — навек я с нуждой побратался, в ночи без приюта остался!

Сказал аль-Харис ибн Хаммам:

— Пожалел я тут бедного старика, но подумал: «Откуда течет красноречья река?» Я вынул для искушенья динар, горевший на солнце, как жар, краснобаю его показал и сказал:

— Если эту монету в стихах прославишь, в свой карман ты ее отправишь.

28

…с племенем Кайлы породнил… — Кайла бинт аль-Аркам — гассанидка (т. е. представительница южноарабского племени гассан), к которой возводят свое происхождение мединские земледельческие племена аус и хазрадж.

И тут же стихи полились в ответ — а в них ни слова чужого нет:

Как славен он! Сверкая желтизной, Из края в край обходит мир земной! Чеканка на челе таит секрет Его бессмертной славы под луной. Залог победы, как он людям люб, Он

мнится всем сияющей звездой, И, словно из людских сердец отлит, Пылает диск динара золотой. Владельцу звон его судит успех, Кто одинок, тому он брат родной. Найдешь ли где помощника верней? Эмиру власть дана его рукой, Владыка без него — ничтожный раб, Беду сомнет атакой он одной. Низвел с небес он столько полных лун, И пленников, застигнутых бедой, Он столько раз у смерти выкупал, И уголь гнева засыпал золой. Клянусь Творцом, создателем земли, — Когда б не страх, что будет грех большой, Сказал бы: в мире силы нет другой!

Так закончив, он руку протянул и мне хитро подмигнул:

— Благородный слов назад не берет: коли гром прогремел, то и дождь польет!

Я бросил ему золотую монету — достойную плату за оду эту. Он сунул динар себе в рот, молвил:

— Пусть Аллах его бережет!

И стал подбирать полы одежд, готовясь в путь, вновь полный надежд. Но тут моей щедрости разгорелся пожар: я вынул еще динар и сказал:

— Меня опьянил твоего красноречия пыл. Эта монета тоже будет твоей, но не хвалу, а хулу спой ты ей.

Едва я договорить успел, как старик такие стихи запел:

Будь проклят он, обманщик и хитрец, Двуликий лицемер и ловкий лжец. В предательском обличий двойном — Жених убранством, желтый, как мертвец! О, если бы не страсть людей к нему, На них бы так не гневался Творец, И руку вору не рубил палач, И бедняком не помыкал подлец, И должника не мучил кредитор, При виде гостя не дрожал скупец, Завистник взором не губил людей… Когда ж настанет злу его конец?! Он ускользнуть готов, как беглый раб, Кто на него надеется — слепец. Хвала тому, кто отшвырнет его Без жалости, без страха, как мудрец, И скажет твердо: сгинь ты наконец!

Я промолвил:

— Ливень обилен твой!

Он ответил:

— Обещанное за тобой!

Я снова бросил ему золотой:

— Двух друзей дорогих соедини да Аллаха, господа миров, помяни!

Он рот раскрыл — и динар проник туда, где сидел уж его двойник. Хвалу собеседникам нищий воздал и посох странника в руки взял.

Сказал аль-Харис ибн Хаммам:

— Тут сердце мне подсказало вдруг: «А что, как певец — Абу Зейд, старый друг? Теперь он хромает, но не притворно ль?»

И старика я вернул проворно:

— По узорным речам тебя я узнал. Выпрямись! Что это ты захромал?

Он ответил:

— Если ты Ибн Хаммам уважаемый, то чести и почестей тебе желаем мы!

— Угадал, я — аль-Харис. Как текут твои дни?

— От достатка к нужде бегут они: то песок скрипит на зубах от хамсина [29] , то повеет вдруг дуновеньем насима [30] .

— А что это ты притворился хромым? Доволен ты сам превращеньем таким?

Тут Абу Зейд невеселым стал и такие стихи на прощанье сказал:

29

Хамсин — жаркий, сухой ветер, несущий песчаную пыль.

30

Насим — легкий ветерок.