Макроскоп
Шрифт:
– У нас нет уже времени привезти Шена с Земли, – заметила Афра.
Брад ничего не ответил.
– Не уверен, что Шен нам поможет, – сказал Иво. – Ему нет дела ни до Америки, ни до макроскопа.
– А до чего ему есть дело? – спросила Афра.
Брад прервал беседу:
– Давайте передохнем. Мы ведем себя так, будто на станции это касается только нас.
Афра хотела было возразить, но он прижал палец к ее губам и заставил замолчать. Иво заметил, что Браду она позволяла то, что больше никому бы не простила. Но в данной ситуации ее протест был понятен. Иво вручил им бомбу, которая взорвется через
Эх! Иметь такую девушку...
Перерыв оказался просто изысканным обедом в семье Гротонов. Иво уже знал, что Гротон временно был посланником на Землю, и ему еще раз пришлось пересмотреть свое отношение к этому человеку. Брад всегда умел подобрать хорошую компанию.
Беатрикс, жена Гротона, была полноватой, улыбчивой женщиной, лет под сорок, с седоватыми волосами и светлыми глазами, вряд ли ее можно было назвать сексуально привлекательной.
Квартира Гротонов была ненавязчиво опрятной, будто хозяйка больше беспокоилась об удобстве, нежели о внешнем виде, в противоположность кричащей обстановке в комнате Афры. Иво показалось, что он вошел в дом на Земле, и если сейчас посмотрит в окно, то увидит улицу или двор. Но окна не было.
Зато было кое-что получше. Гротоны проживали на внешней кромке тора, и их иллюминатор приходился на боковой край обода. Станция была сориентирована плоскостью к Солнцу, так что одна сторона находилась в тени, а другая была обращена к светилу. Они находились на темной стороне. За большим иллюминатором была космическая ночь.
– Все меняется со временем года, – пояснил Брад заметив, куда смотрит Иво. – Формально наша станция – это планета, у которой есть годовой цикл. Для создания искусственной гравитации необходимо вращение, которое придает и гироскопическую стабильность. Станция сохраняет абсолютную ориентацию, вращаясь вокруг Солнца, так что световые сутки в этой комнате равны году. Через три месяца здесь будут сумерки, а через шесть – полдень, и им придется затемнять окно мощными фильтрами.
Иво уставился на немигающие звезды в арктической ночи.
– Они движутся! – воскликнул он и тут же осекся.
Конечно же, они на самом деле не двигались. Тор вращался, и пейзаж за окном тоже совершал полный круг каждую минуту – словно небеса были нанизаны на гигантскую ось. Видны были те же самые звезды и созвездия, которые он наблюдал, стоя на поверхности макроскопа, но аппаратура иллюминатора совершенно меняла перспективу. Это было, в буквальном смысле слова, головокружительное зрелище.
Все заулыбались.
– Трудно поверить, что эти звезды все время расширяются, – несколько неуверенно произнес Иво.
– Большинство тех, что вы видите, не расширяются вовсе, – сказала Афра. – Все они принадлежат нашей Галактике, Млечному Пути, довольно стабильному образованию. Даже соседние галактики из нашей локальной группы ведут себя достаточно спокойно.
Иво понял, что после одной глупости сморозил другую. Но тут ему на выручку пришла Беатрикс.
– Ой! – воскликнула она. – А я думала, что все галактики разбегаются после той большой ссоры.
– Так
– Обратно? – забеспокоилась Беатрикс, – ты хочешь сказать, что все опять начнет собираться в кучу?
– Боюсь, что так. Со временем здесь будет тесновато.
– Ох, – горестно вздохнула она.
– Да, да, через пять-шесть миллиардов лет здесь будет очень жарко.
Брад поддразнивал ее, и как показалось Иво, немного жестоко, теперь была его очередь прийти на помощь:
– А что это за галактическая интерференция? Это не...
– Нет, это не разрушитель. Все более очевидно. В пределах галактики макроскоп работает превосходно, но нам пока не удается получить изображение из других галактик. По крайней мере, на которых можно что-то понять. Какие-то переплетения нечетких полос. Так что для расстояний больших, чем миллион световых лет традиционные телескопы подходят больше.
– Большой Глаз и Большое Ухо лучше для больших расстояний, чем Большой Нос, – заключил Иво.
– Мы уверены, что совершенствуя методику, преодолеем и это.
– Тем не менее, я думаю, вам пока хватит и галактики, – сказал Иво. – Четыре миллиарда звезд, обнюхивайте их, хоть в трех, хоть в четырех измерениях.
– А также каждую планету и пылинку, если есть время, – согласился Брад. – Все возможно, если еще будут скопы и сотрудники.
– В четырех измерениях, – вклинилась Беатрикс.
– Пространственно-временной континуум, – ответил Брад. – Или, по-простому, наша древняя проблема путешествий во времени. Чем дальше наблюдаемая звезда, тем она старше, так как макронам требуется время, чтобы добраться до нас. Это не играет роли, если мы разглядываем Землю, – задержка всего пять секунд. Диаметр нашей Солнечной системы – это какие-то световые часы. Но Альфа Центавра отстоит от нас на четыре световых года, а любопытный монстр Бетельгейзе – кстати, в переводе это – «свекольный сок» – на триста. Планета Санга, населенная цивилизацией хобов, которую я тебе показывал, находится на расстоянии десять тысяч световых лет. Таким образом, наша звездная карта на момент завершения будет верна с точностью десять тысяч световых лет. А галактическая карта будет иметь точность плюс-минус сто тысяч световых лет. Дело безнадежное, если мы не поймем, что необходима четвертая координата – время.
– Если бы у нас была возможность мгновенно перемещаться, разумеется, это все чисто умозрительно, – тогда мы здорово повеселились бы, посетив цивилизацию планеты Санча, если она еще существует, – продолжал Брад. – Но тогда пришлось бы предположить, что наша мгновенная система координат покоится, а это не так. Наша галактика движется и вращается с приличной скоростью. Звезда на расстоянии тысячи световых лет через некоторое время будет неизвестно где, даже если в конкретный момент наши карты абсолютно точны.