Малафрена
Шрифт:
Их дом находился в новой части города, на площади Принца Гульхельма, в четырех кварталах от знаменитого Римского фонтана. Дому было лет сто, не меньше; он был очень красив, из желтого айзнарского песчаника, с садом, обнесенным стеной, в центре которого шумел маленький фонтан. Дом этот, как внутри, так и снаружи, поражал своей простотой и элегантностью, хотя и выглядел несколько обветшавшим. Впрочем, айзнарские аристократы и не стремились к внешнему блеску. Полировки требует только столовое серебро, а старинные золотые вещи лучше оставить в покое — таково было их мнение на сей счет. На светских раутах, покинув свои обнесенные высокими стенами сады и особняки с просторными высокими залами, где царили тишина и покой, они могли быть поистине великолепны, но надменными их никак нельзя было бы назвать — для этого они были слишком миролюбивы и слишком сдержанны, обладая к тому же изящными манерами и дружелюбно-мягким отношением к людям. Здесь, на западе
На праздничных обедах, вечеринках и балах Пьера встречала практически одних и тех же людей из круга Белейнинов. Почти все они казались ей стариками, но это ее ничуть не угнетало. Она привыкла быть младшей в доме и прекрасно знала, какие это сулит преимущества. К тому же среди людей пожилых она всегда чувствовала себя в полной безопасности. Молодые люди всегда немного опасались Пьеры, да и она их побаивалась; с ними вечно случались всякие истории, легко можно было попасть в дурацкое положение, так что ей куда проще было беседовать с мужчинами лет сорока. В такой беседе, разумеется, никогда не было и намека на серьезность, зато казалось, что ты только что познакомилась с интересным иностранцем.
Новый год встречали в доме одного из близких друзей Белейнинов, точнее, зятя этих друзей, некоего вдовца Косте. Все хозяйство вела его сестра, она же воспитывала его сына, четырехлетнего Баттисте. Мальчику разрешили часок посидеть вместе с гостями, а потом отправляться спать. Пьера и Баттисте были хорошо знакомы и очень друг другу нравились. Раньше Пьере нечасто доводилось возиться с малышами, и беседы с этим мальчиком она находила не только удивительно забавными, но и весьма трогательными. Баттисте к тому же был очень хорош собой и отлично воспитан благодаря усилиям отца и любящей тетки, так и оставшейся старой девой. Но малыш пока что не успел выработать характерной для айзнарских аристократов сдержанности и без умолку болтал с Пьерой, искренне восхищаясь ею и доставляя ей этим огромное удовольствие; он пленил ее тем, что без оглядки дарил ей свое доверие и любовь, хотя она, чтобы завоевать их, почти ничего не сделала. Заслужить такое отношение ей было весьма лестно. А когда отец Баттисте, застенчивый и немного мрачноватый молодой мужчина, стал укорять мальчика за то, что он надоедает гостье, она так горячо стала защищать своего маленького друга, что заслужила глубочайшую благодарность не только со стороны самого Баттисте, но и, похоже, его отца. Когда же отведенное Баттисте время истекло, Пьера вместе с его няней повела мальчика наверх, уложила в кроватку, получила на прощанье горячий поцелуй, а потом вернулась в зал, думая о том, что за чудесная вещь — дети и как замечательно, когда вокруг тебя много детей. Не менее приятно, чем когда тебя со всех сторон окружают мужчины и со всех сторон слышатся их голоса, а не бесконечное чириканье монахинь. Пьера уютно устроилась в кресле у камина. Праздничный вечер вообще был отмечен тихой радостью и покоем. Беседа струилась как бы сама собой, чистая и неспешная, точно вода в фонтанах Айзнара. Пьера обнаружила среди гостей нескольких незнакомцев, однако и эти люди прекрасно вписывались в общую компанию. Каждые четверть часа французские часы на каминной полке издавали мелодичный звон. Пьера по большей части молчала, наслаждаясь собственной сдержанностью и благопристойностью и понимая, что ее поведение приятно и всем присутствующим. В десять часов вечера прибыли последние гости — барон Арриоскар с супругой
Эта молодая женщина, возможно из уважения к строгим провинциальным обычаям, не надела почти никаких украшений, но ее фиолетовое платье было просто великолепным, да и держалась она безукоризненно. Пьера просто глаз не могла оторвать от новой гостьи. Все ее представления о прекрасном были поколеблены. Разве можно сравнить с этой чудесной женщиной какую-то сестру Терезу — мягкую, стеснительную, стерильную? Пьера видела перед собой не мерцание сдерживаемой, даже скрываемой красоты, а великолепие женской силы и свободы. «Как хороша! — думала она. — Просто замечательная! Именно так и должны выглядеть настоящие женщины». Их представили друг другу: графиня Вальторскар, баронесса Палюдескар.
Столичная гостья, выразив свое удовлетворение по поводу состоявшегося знакомства дивным, но довольно холодным контральто, собралась уже повернуться к кому-то еще, но тут вдруг Пьера совершенно неожиданно сказала:
— Мне кажется, у нас есть один общий друг, баронесса. — Она и сама была в ужасе от того, что говорит и как глупо это прозвучало. Красавица-баронесса с вопросительной улыбкой смотрела на нее. — Это господин Сорде из Малафрены…
— Сорде! — Уходить баронессе тут же явно расхотелось, и ее взгляд — на сей раз совершенно определенно, хотя всего лишь на мгновенье, — стал очень внимательным. — Вот как? Значит, вы с ним тоже знакомы? — Тон у нее был нарочито снисходительный.
— Мы их соседи, то есть наши семьи… Мы рядом живем в Валь Малафрене.
— В таком случае вы, вероятно, давным-давно знаете Итале?
— Всю жизнь, — сказала Пьера и покраснела. Не просто вспыхнула розовым румянцем, а побагровела, чувствуя, как болезненно пульсирует под кожей кровь. В ушах у нее звенело; она точно окаменела и только молила кого-то про себя: «О, пожалуйста, перестань, перестань, перестань!» Больше всего в эти минуты ей хотелось, чтобы прекрасная баронесса отошла от нее. Тогда это дурацкое смущение сразу пройдет! Вот уж никогда больше не станет она заговаривать с незнакомыми людьми!
Но баронесса, ласково улыбнувшись сопровождавшим ее молодым людям, кивнула им, точно отпуская от себя, и уселась рядом с Пьерой у камина в роскошное позолоченное кресло.
Пьера пришла в полное отчаяние и сидела, судорожно стиснув лежавшие на коленях руки.
— Мои дорогие родственники сегодня, по-моему, уже дважды возили меня по всему Айзнару из дома в дом, — промолвила баронесса и дружески, хотя и чуть лукаво, улыбнулась Пьере. — И, между прочим, я давно уже мечтаю об одном: чтобы они оставили меня в покое и дали посидеть в тишине. Но вы себе даже не представляете, до чего мне приятно встретить кого-то из друзей Итале! Честно говоря, он мне очень нравится. Мы ведь знакомы с первого дня его пребывания в Красное, то есть по крайней мере год. И до чего же он изменился за это время!
— Да, он… а он?… И как же?…
— Ах, ну вот, скажем, когда он впервые оказался у нас в доме, он был такой смешной… знаете, ужасно… скованный, и он все время был чем-то недоволен, все время всех в чем-то подозревал… Точно неопытный подросток. А теперь, должна сказать, он производит вполне достойное впечатление, причем не прилагая к этому ни малейших усилий. — Все-таки у нее был удивительно красивый голос, и она им отлично владела. Пьера внимала ей с восторгом и лишь застенчиво улыбалась в ответ на ее лукавые, шутливые, дружеские улыбки и довольно интимные намеки, _ Может быть, хоть вы мне расскажете наконец, — и баронесса выразительно посмотрела на свою юную собеседницу, — каков же в действительности отец Итале? Мне он представляется настоящим людоедом!
— Отец Итале?!
— Ну да! Хотелось бы мне знать… нет, мне действительно хотелось бы знать, каков тот человек, который способен лишить единственного сына наследства только потому, что мальчик захотел некоторое время пожить в столице, пользуясь всеми благами цивилизации! Чего он добивается, этот ужасный человек? Неужели они там, в горах, все такие? Я, к сожалению, никогда прежде не была знакома ни с кем из Монтайны. А мужчины ведь совершенно не могут ничего как следует рассказать или объяснить. Надеюсь, хоть вы сумеете на мои вопросы ответить. Скажите, у вас там у всех такой пылкий нрав, как у Итале?
Нет, эта красавица явно ее не дразнила и даже не думала над ней насмехаться. Напротив, она вела себя на редкость дружелюбно и спрашивала с искренним интересом. Все дело было в ней, Пьере! Это она всего лишь глупая провинциальная девчонка из монастырской школы, которая совершенно не умеет поддержать светскую беседу, да и знает, в общем-то, маловато!
— Я… не знаю, — пролепетала она.
— По-моему, Итале — самый страстный мужчина из всех, кого я знала. — Теперь баронесса Палюдескар говорила тихо и задумчиво. — Вот в чем, собственно, секрет его столь быстрого успеха. Если бы он был одним из проповедников, описанных в Ветхом Завете, то, верно, сумел бы целые народы обратить в свою веру!.. А вы знаете, что он уже сейчас чрезвычайно популярен в Красное?