Малахит
Шрифт:
Павел видел ее хорошо: она вышла не на тот балкон, где он стоял несколько минут назад, а на соседний. Она тоже спускалась все ниже и ниже и вот оказалась вровень с ним. Она смотрела вперед, на толпу, а он мог смотреть только на нее. К ней тоже потянулись руки — но робко, несмело, словно люди боялись разрушить ее прикосновением, а может быть, просто не хотели порвать и запачкать ее чистое белое платье.
И опять раздражающее бесконечное путешествие по дворцовым коридорам и переходам, мимо парадных залов, через анфилады комнат. И все время пути Павел осторожно поворачивал голову, стараясь определить, идет ли за ними Агат со своей свитой. Но похоже было, что Агат вели другим путем, потому что перед самым входом в большой малахитовый зал она внезапно вынырнула из бокового коридора и встала по правую руку от будущего мужа, едва касаясь его краем широкого платья.
Павел знал, что сейчас надо стоять, глядя только вперед, и поэтому старательно смотрел на высокие створки дверей, ведущих в зал. Двери были дубовыми, украшенными причудливой медной вязью, а между завитками крепились камни — огромные невиданные алмазы, изумруды величиной с куриное яйцо, фиолетовые рубины, превращавшие отблески факелов в яркие звезды, и многие, многие другие камни. И агаты там тоже, конечно, были. Павел отыскивал их глазами среди медных веток и других ярких каменных плодов, и, найдя, каждый раз восхищался их красотой. Вот дымчато-голубой камень, похожий на туман ранним утром. Вот коричневый, на котором темные прожилки сложились в очертания крепости. Вот ярко-синий с белыми полосками — как первое нарядное девичье платье…
Она такая разная, моя Агат — подумал Павел, и в этот момент двери распахнулись.
Он уже привык к этому залу, заполненному парадно одетыми дворянами. Он слишком часто за последние две недели занимал свое место на королевском возвышении. Так что здесь Павел почувствовал облегчение.
Жених и невеста встали на ступенях лестницы. Бирюза поднялась на самый верх.
— Сегодня великий день! — торжественно произнесла она. Сегодня все вы присутствуете при заключении брака между наследным принцем Малахитом и девицей Агат, благороднорожденной во втором поколении. Каждый из вас должен поклясться, что он с честью выполнит все обязанности свидетеля на свадьбе королевского Дома. Отныне, кто бы ни спросил вас, вы должны отвечать, что брак заключен на сороковой день от начала лета в году восемьсот восьмом от начала царствования Великого Малахита, и вы должны заверять всех и каждого, что брак был заключен принцем и девицею добровольно, без принуждения, а равно, что нет и не было причин, по которым брак этот не мог быть заключен. Если же кто-то не может поклясться, пусть объявит об этом сейчас.
Никто не вышел.
Никто даже не шелохнулся.
И тогда, выдержав минутную паузу, Бирюза спросила:
— Клянетесь?
— Клянемся, — тихо и сдержанно, подняв вверх руки с перстнями, ответили дворяне.
Бирюза спустилась на ступень ниже и снова встала между Павлом и его невестой.
— Сегодня, — она говорила, обращаясь только к нему, — мы вручаем тебе Агат. Думаешь ли ты, что она будет тебе доброй женой?
— Да, — ответил он.
— Хочешь ли ты взять ее в жены?
— Да.
— Берешь ли ты ее в жены?
— Да.
— Она твоя, — Бирюза отошла в сторону, и Павел оказался лицом к лицу со своей невестой. Теперь ему надо было только взять ее за руку. Это означало окончательное согласие. С поцелуями было покончено. Теперь они стали мужем и женой и обязаны были на людях скрывать свои чувства.
Они долго стояли на ступенях, взявшись за руки и глядя перед собой — словно скульптуры в музее восковых фигур. Дворяне неторопливо шли мимо, и каждый говорил слова поздравления. Потом они снова вышли на балкон и приветствовали толпу уже как муж и жена, а вечером, когда солнце висело уже совсем низко над землей, их провезли в открытой карете по всему Камнелоту и люди восторженно кричали, видя жениха и невесту.
В сумерках, когда старый Кремень, не считаясь ни с какими торжествами, растапливал в замке камины и зажигал свечи, состоялся Королевский брачный ужин.
Павла и Агат привели в королевские покои. Сначала они оказались в широкой комнате, где по стенам стояли диваны и кресла Это была приемная. Из этой комнаты вели две двери: в спальни будущих короля и королевы. А в центре комнаты стоял маленький круглый стол, накрытый на двоих.
Около получаса они ели в абсолютном молчании, а самые именитые и уважаемые дворяне смотрели, как они едят.
Наконец все закончилось. Павел и Агат разошлись по своим спальням. Около получаса будущий король сидел в темноте, не раздеваясь, не зажигая свечей. Он ждал. Вскоре послышались три торжественных удара в дверь, и в спальню короля вошел Авантюрин. Он нес в руках круглый серебряный поднос, на котором лежал ключ с агатовым брелоком. Павел знал, что он получил ключ от Бирюзы, а та — от служанки, которая помогала Агат готовится ко сну.
Павел вышел из своей спальни и, пройдя через приемную на глазах у именитых и уважаемых дворян, отпер дверь в комнату невесты. Он вошел, дверь закрылась, свадебная церемония была окончена.
Глава 19 Раскрытое окно
Агат сидела на краю кровати и смотрела на него. На ней была длинная белая ночная рубашка и тонкий пеньюар, и ее трясло, как будто от холода, хотя в комнате было душно. Горели свечи, пылал огонь в камине, дрожали оранжевые отблески на пурпуре балдахина, дрожала тонкая рука, которой Агат опиралась о ложе.
— Привет, — сказал Павел. — Ну, как ты? Мерзнешь?
— Нет. Здесь весь день топили камин.
— Тогда давай откроем окно?
— Давай.
Павел обошел кровать и отодвинул щеколду на высоком окне. Рама нехотя подалась и распахнулась с легким хрустом. Жалобно звякнули небольшие стекла. В лицо Павлу ударил холодный свежий ветер.
— Как же здесь хорошо! — Агат встала с кровати и тоже подошла к окну.
Огромная луна освещала давно отцветший яблоневый сад. Темные листья деревьев под ветром иногда поворачивались к небу светлой своей стороной и одаривали луну серебром. Клокастые легкие облака были разбросаны по небу, словно спутанные котенком мотки шерсти. Павел поднял голову и посмотрел вверх: из-за дворца наползала на небо огромная черная туча. Ударил ветер. Он бил раз за разом, будто хотел принудить деревья поклонится ее величеству туче. Деревья сердились. Они отвечали ветру ропотом, похожим на шум от пересыпаемой из банки в банку крупы.
Агат стояла у окна, потрясенная этим зрелищем, оглушенная шумом ветра, опьяненная предгрозовым воздухом. Она подняла руки, словно собираясь взлететь, и хотела что-то сказать, но захлебнулась порывом ветра.
Туча закрыла небо, закрыла луну, прибрала к рукам своих клочковатых неопрятных родственников. Блеснули молнии. Не одна, а пять молний! Четыре из них рванулись от неба к земле, а пятая улеглась на них, как ложились восточные государи на плечи своих рабов. Агат вскрикнула от страха, и крик ее был заглушен ревом грома. Гром ревел так, словно был огромным смертельно раненым зверем. Агат спрятала лицо на груди у Павла. Он обнял ее за плечи и понял, как же сильно она замерзла в тонкой рубашке у открытого окна. Павел захлопнул раму, задернул штору, и в комнате стало темно. Свечи задул ветер, дрова в камине уже едва тлели, и молнии сквозь бархат штор казались лишь слабыми отблесками.