Малая Глуша
Шрифт:
– Мы, любители, видим вещи, которые недоступны профессионалам, – сказал человек, – ни один астроном не признается вам в надвигающейся катастрофе.
– Я верю, – сказала Петрищенко, – как вас зовут?
– Фима, – шепотом сказал человек, оглядевшись и приложив палец к губам…
– Это вам на новый телескоп. Ну, еще подкопите…
Фима вдруг подмигнул ей, как ей показалось, совершенно похабным образом, вновь отпрыгнул к лысому стволу близлежащего платана и скрылся за ним. Петрищенко видела, как он стоит там, вытянув тощую шею и высматривая очередного прохожего, чуть дальше того места, где освещенная
У гастронома толпился народ.
Внутри тоже. Очередь змеилась и раздваивалась, и непонятно было, кто к какому прилавку стоит.
Она заняла в хлебный, молочный и сразу в кассу, но очередь в хлебный продвигалась быстро и подошла раньше, чем подошла очередь в кассу. Пришлось занять еще раз. Она выбила песочное печенье и нарезной, но, когда пробилась к прилавку, оказалось, что песочное закончилось, а батон то ли надкушен, то ли вообще погрызен. Она попросила поменять, продавщица отказалась, тогда она начала вытаскивать из сумки удостоверение СЭС, но тут из очереди на нее стали кричать: «Женщина, не задерживайте!» На полке рядом с хлебом спала большая толстая кошка. Она опять пошла в кассу с чеком, чтобы забрать обратно деньги за печенье, но пропускать ее отказались, толпа напирала, тут подошла очередь в молочный и колбасный, продавщица кинула на весы палку докторской и протянула ей клочок серой бумаги, на которой была шариковой ручкой неразборчиво выведена цена.
Петрищенко уставилась на эту бумажку, а на нее уже напирали сзади. С ума все сегодня сошли, что ли?
– Что вы мне даете? – Она повысила голос, чтобы перекричать какую-то тетку, требовавшую, чтобы ей взвесили килограмм российского.
– Колбасу, – флегматично ответила продавщица.
– Я просила триста грамм. А вы мне сколько взвесили?
– Вы просили три кило, я вам взвесила три кило. Женщина, не морочьте голову.
– Я не просила три кило. – Она почувствовала, как ее оттесняют от прилавка, и в отчаянии ухватилась за пластиковую стойку. – Я просила триста грамм. Взвесьте мне триста грамм!
– Женщина, вы что, глухая? Вы сказали – три кило! Сегодня все как взбесились! Все расхватали! Скоро прилавок разнесут.
– Я…
– Я передумала! – орала тетка у нее за плечом. – Килограмм российского и килограмм пошехонского. Если вы не берете, – она обратилась к Петрищенко, – я возьму.
– Да бога ради, – с сердцем ответила Петрищенко, но тут же с ужасом осознала, что остается вообще без колбасы. Она пошире расставила ноги, укрепившись у прилавка.
– Пока вы меня не обслужите, я не уйду! – заорала она в полный голос, чувствуя, как искажается лицо и сползают набок очки. – Или вы меня… или я на вашу лавочку… санэпидстанцию! Я, между прочим, завотделом! А у вас крысы в подсобке! Вот хлеб, видите?
Она выхватила батон и ткнула его через прилавок отшатнувшейся продавщице.
– Вот сука-то, – отчетливо сказал кто-то за ее спиной.
– На! – Продавщица в сердцах отхватила от трехкилограммового батона колбасы небольшой кусок, бросила на весы и, накорябав новую цену на бумажке, швырнула ей клочок через стойку. – Подавись.
Петрищенко схватила клочок и стала пробиваться к кассе. Кто-то подставил ей ножку. У кассы творилось уже что-то невообразимое,
Фима подмигивал ей и кривлялся из-за ствола платана.
Она с удивлением обнаружила, что в руке у нее до сих пор был зажат чек с пометкой.
– Ах ты, забыла деньги за печенье стребовать!
Но возвращаться в магазин она не стала.
Уже подходя к дому, она задрала голову, выискивая свое окно в ряду таких же окон. Окно светилось.
А если Лялька дома? А она зря подняла панику. Могла же Лялька сидеть в ванне, она залезает туда с книгой и сидит, сидит, пока не размокнут страницы. А она отправила туда Васю с ключами. Вася открывает дверь, выскакивает голая Лялька… Она замотала головой, чтобы развеять какие-то причудливые похабные картинки, сами собой нарисовавшиеся у нее в голове. Вася пользуется успехом у девок. В Пароходстве уже сплетни пошли.
Она поудобней переложила авоську с продуктами и поймала себя на том, что рука сама собой, непроизвольно сжимается и разжимается, словно примеривается к пощечине или удару.
Сама же ему ключи дала, дура!
Она нажимала, нажимала, нажимала на кнопку дверного звонка.
За дверью послышались торопливые шаги, и дверь отворилась. Кажется, она была и не заперта.
Вася стоял на пороге и что-то поспешно дожевывал.
– Вы чего, Лена Сергеевна? – удивился он, принимая у нее авоську.
Она вдруг почувствовала, что у нее подогнулись колени, и прислонилась к стенке. Вася топтался рядом, видимо, намереваясь, как вежливый человек, помочь ей снять пальто.
– Ничего, – она осторожно перевела дух.
– Я вашу маму покормил. Сварил ей кашу. Только она подгорела. Немножко.
– Ничего, – повторила она слабо, – то есть спасибо, Вася. А что подгорела, это ничего.
– Я отчистил, вы не думайте.
– Да-да, – устало сказала она, – это… хорошо. А… где Лялька?
– Не знаю, – честно сказал Вася, – должна была позвонить, да?
– Не то чтобы должна… Я бы на ее месте позвонила… наверное.
Страх уходил, и на его место заступало раздражение.
– Я чай заварил, Лена Сергеевна, – радостно сказал Вася.
– Да? – Она села на галошницу и, цепляя носком за задники, скинула туфли. – Хорошо.
Она не помнила, чтобы кто-то кроме нее заваривал чай. Ляльку не допросишься.
– Из тебя получился бы хороший зять, Вася, – сказала она нелогично.
– Вот уж нет, Лена Сергеевна. – Вася сразу насторожился.
– Есть хочешь? – она кивнула на авоську, в которой расползалась на серой колбасе серая бумага.
– Да я поел. Там сыр был. И хлеб. Чего Лещинский сказал?
– Чтобы мы сами. Чтобы панику не поднимали.
– Вот же гад, Лена Сергеевна, – удивился Вася.
– У него свои проблемы.
– Ладно, Лена Сергеевна, – Вася вздохнул и отставил чашку. – Что мы имеем?
– Личные дела мы имеем.
Она заторопилась в прихожую, где на галошнице стояла, растопырившись, ее сумка.
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
