Малайсийский гобелен
Шрифт:
Я был так подавлен и расстроен, что только спустя некоторое время - уже далеко за полночь - до меня дошел смысл его издевки по поводу ложного гороскопа. Он подкупил Партере, так же как и тех громил, которые чуть не убили меня.
До сих пор картина жизни представлялась мне исполненной светлыми и радостными красками, но это бессмысленное нападение заставило меня задуматься о всеобщем эгоизме и, что хуже всего, о своем собственном эгоизме. Мир повернулся ко мне своей мрачной стороной, и моя жизнерадостность была поколеблена. Мне было страшно, я казался себе маленьким мальчиком, заблудившимся в джунглях.
Но оставался еще и другой, добрый мир, хорошо изученный, в котором мне было уютно и покойно и в котором я, подобно всем остальным гражданам, занимался привычными делами: исполнял свою роль перед заноскопом - мы почти заканчивали драму о Мендикуле,- обдумывал, как заполучить обещанного Джоном Лазионио коня, посылал записки Армиде и ухитрялся чем-то набить желудок.
Мандаро успокаивал меня, Симли Молескин смотрел с подозрением и заявлял, что на днях я снова подвергнусь нападению, и что с такой жизнью я скоро деградирую до положения животного. Я плюнул на их слова и решил провести вечер в одиночестве на руинах бань Каллакаппо, дабы размышлениями залечить душевные раны.
Массивные стены бань стояли здесь на протяжении уже нескольких веков. Арочные галереи, своды, лестничные пролеты не поддались разрушительному действию времени. Повсюду обильно росли дикие лавровые деревья, мирт и кусты вечнозеленой калины. С опаской взбирался я наверх, пока не достиг густых зарослей цветущих деревьев. Здесь я расположился.
Я был настолько спокоен и погружен в свои мысли, что животные, тоже нашедшие здесь пристанище, вышли из своих укрытий и без опаски шастали по развалинам. Вверху в разрушенном портале устроила себе жилище пара древесных снафансов, или же проныр-хватачек. Вход в их убежище прикрывали ветки ивы и лаврового дерева. Они вылезли из своей норы, чтобы поймать последние лучи заходящего солнца.
Они были похожи на обычных уличных орнигуанов, но крепче сложены. Из всех древнезаветных зверей снафансы были самыми красивыми. Маленькие благородные головки сидели на стройных шеях. Моя парочка была занята едой. Они срывали листья грациозными руками и отправляли в рот. Поскольку это не был брачный сезон, то самец был такого же сочно-зеленого цвета, что и его подруга. Животы у обоих были ярко-аквамариновыми. На ее прекрасной коже были заметны слабые полосы, но не было костяных щитков, украшавших самца.
Через некоторое время они заметили меня, но продолжали спокойно сидеть с благожелательным видом. Если это, как утверждают ученые, были наши отдаленные предки, от которых берет начало все человечество, то нам нечего стыдиться.
Эти и подобные им существа жили в полном согласии с собой и окружением. Им не нужно было ничего доказывать. Тогда как...
Я мечтал о великих делах. Им это ни к чему.
На состоящейся через два дня охоте в Джурации у меня будет возможность завоевать славу, положение в обществе и Армиду. Я хотел каждому доказать свое мужество, что я способен на большее, чем купание в грязном канале. Покалеченный прорицатель предупреждал, чтобы я плыл как можно сильнее, что я и делал. Но я был обескуражен тем, сколько страданий мне уже пришлось вынести, практически ничего не достигнув. Когда мой отец выставил меня из дома, я ушел со смехом и пережил эту немилость стойко, как и подобает джентльмену.
Подумав об отце, я вспомнил, что после последнего визита я больше не навещал его, хотя бы для того, чтобы узнать, как за ним смотрят. Что поделаешь, жизнь есть жизнь...
Вспоминал я и капитана Тускадийской кавалерии. Каково ему будет вести в бой свой полк в узких ущельях Прилипитских гор, тогда как полонившая его сердце дама останется далеко позади. Он был храбрый малый, и я надеялся, что он переживет все это и никогда не узнает, как Кемперер его обставил. Я пожелал ему одержать как можно больше побед над веселыми шлюшками и бородатыми турками.
В листве вокруг меня прыгали и щебетали птицы - воробьи, дрозды, зяблики, которые прилетают в Малайсию в конце лета. Становилось прохладнее. Солнце скрылось за горизонт, оставив за собой роскошные краски заката. Душа моя всецело была захвачена великолепным зрелищем.
Однако в темноте спускаться будет опасно, и я поспешил вниз, пока еще было достаточно света.
ДРЕВНЕЗАВЕТНАЯ ОХОТА
Летающие люди звонили в четыре больших колокола кафедрального собора. Я проскакал к св. Марку на своем Каприччио, привязал его к коновязи позади собора и пешком направился к большому западному порталу, где ожидала меня Армида. Она стояла у статуи в компании де Ламбанта, Бедалар и еще нескольких своих друзей, которых я не знал. За этой группой видна была вторая - строгая и мрачная. То были дуэньи - Йолария, Жетоне и прочие. Все они смотрелись одинаково в серых платьях и шапочках с вуалями.
Я поцеловал Армиде руку, заглянул в глаза и понял, что она все еще любит меня. Конечно - разве не была она воплощением ласки и внимания по отношению ко мне в предыдущие два дня, когда мы вместе работали перед заноскопом?
– К вашим услугам, сударыня,- проговорил я.
Я был краток, как и подобает человеку, начинающему новую жизнь и твердо вставшему на стезю исправления. Остальным я отвесил поклон, подмигнув при этом де Ламбанту. Я вообще-то надеялся поговорить наедине с Армидой. Но ничего. Будет еще возможность. После заутрени нам предстояло позировать перед заноскопом. Поэтому мы просто улыбнулись друг другу и обменялись любезностями.
Настроение было приподнятое, все обменивались доброжелательными взглядами, благодушно глядели на летающих людей, собор и толпу перед ним, как будто хотели поделиться со всем миром избытком молодости и жизненных сил. Но, может, все это тоже было всего лишь проявлением эгоизма? Де Ламбант был в ударе. Обе девушки и их подруги благосклонно принимали его шутки. В знак благодарности я улыбнулся де Ламбанту: он давал мне возможность притереться к новой компании.
Заутреню служили в честь открытия сезона охоты на древне-заветных зверей. Большая часть знати после службы отправится в охотничьи домики в глуши. И даже я, бедный актер, последую за ними. Но только завтра. Дай Бог, чтобы мне хватило духу сыграть эту роль.
Прибыла семья Гойтолы. Когда все вышли из кареты, Армида смиренно подошла к отцу. Эндрю Гойтола обвел всех суровым взглядом, покосился и на меня. Затем он в сопровождении жены, обеих дочерей - Армиды и младшей Лены, двух слуг и дуэньи проследовал внутрь собора. По пути он что-то говорил, изящно жестикулируя ухоженной, но вялой рукой. Похожим образом появилось семейство Нортолини - Кайлус радушно приветствовал меня и де Ламбанта кивком головы. Они тоже прошли внутрь, увлекая за собой Бедалар и Жетоне. За ними последовали остальные друзья Армиды.