Малайсийский гобелен
Шрифт:
– Никогда раньше не видел приличного коня?
– спросил я его.
– Я никогда не видел орнигуана, скачущего верхом! Обратившись к Бонихатчу, я сказал:
– Принц Мендикула, это, конечно, твое право дружить со всякими ублюдками, но они должны знать свое место, не так ли?
Ничего не ответив, он подошел к лошади и фамильярно похлопал по седлу.
– Экая кляча, а? Вечно у тебя какие-то бредовые идеи. А сейчас ты что задумал, де Чироло?
– Слушай, тебе не пора сменить свое вонючее от пота тряпье на приличную рубашку? У тебя ведь есть одна.
– Ха! Зависть говорит! Могу заметить, де Чироло, что я хорошо знаю, как ты пытался соблазнить мисс Златорог, чтобы заиметь такую же рубашку, как у меня.
– А-а, вот как ты получил свою. Что ж, дерзай дальше. Что, бедной шлюшке каждый раз приходится расплачиваться рубашками, чтобы только затащить тебя в свою постель?
Бонихатч оскалился и поднял кулак. Я опустил поводья и изготовился отразить удар.
– Ну, давай, покоритель дешевок!
– Что ты возомнил о себе, петух в седле?!
– От кого теперь брызжет завистью? Он подавил гнев и неожиданно опустил руки. Повернувшись ко мне боком, пнул кучу мусора.
– Я не собираюсь ссориться, де Чироло, просто меня тошнит от того, с каким видом ты восседаешь на этом животном. Скоро в Малайсии ожидаются перемены, и те, кто ходит на работу босиком, посчитаются с теми, кто вовсе не работает.
– Об этом говорится уже тысячу лет. Я не принадлежу ни к тем, ни к другим, и оставь меня в покое, Бонихатч. У меня своих забот полно.
Повернувшись ко мне, он, поглаживая бакенбарды, заговорил мягко и вкрадчиво:
– Тебя так же угнетают и эксплуатируют, как и всех нас. Присоединяйся к нам и свергнем всех угнетателей.
– Тебе еще не надоело попугайничать вслед за Отто?
– Не будем переходить на личности. Просто подумай о свободе, о переменах, о равенстве.
– Всего этого я добьюсь для себя гораздо успешнее, чем толпа оборванных подмастерьев.
– Ладно.
Он презрительно глянул на меня. Его широкое лицо потемнело. Сзади, самодовольно ухмыляясь, подошел Солли.
– Я наслышан о твоей идее равенства, де Чироло! Ты думаешь жениться на Армиде Гойтола и до конца своих дней быть комнатной собачкой. Хорошенькую жизнь ты себе придумал. Но она никогда не выйдет за тебя - она тебя не хочет. А если и захочет, ее старпер-папаша никогда этого не допустит.
– Через несколько недель, Бонихатч, я брошу эти слова в твою угрюмую харю! И тогда тебе придется очень постараться, чтобы найти себе хоть какую-нибудь работенку.
Насупив брови, он твердо сказал:
– Ты не знаешь, кто твой истинный друг.
Повернувшись на каблуках, я увел Каприччио в конюшню. Нужно было в последний раз переодеться в форму генерала Геральда. В последний раз я должен был позировать перед волшебными линзами заноскопа Бентсона.
"Счастливая трагедия принца Мендикулы" была завершена. Надо была переделать лишь три или четыре сцены. А Бентсон все еще никому не показывал конечный результат.
Я уже пронзил мечом (конечно, ударил мимо) нелепого Мендикулу в исполнении Бонихатча. Он нелепо умирает. Леди Джемима, в исполнении Летиции, принимает смертельную дозу снадобья и целых пять минут мучительно умирает на своей кушетке. Армидина Патриция долго плачет у драпированного парапета, а я долго стою с выражением триумфа на лице и с красной краской на лезвии меча. Осталось повторить несколько сцен, которые Бентсон считал неудовлетворительными.
Первым мы повторили эпизод зарождения предательства, когда Геральд бросает страстный взгляд на Патрицию, в то время как Мендикула смотрит в сторону. Мне это было нетрудно. Даже наоборот. Пяти минут вожделенного взгляда на прелестную грудь мне было явно недостаточно.
Позже, в перерыве, я сказал Армиде:
– Не терпится посмотреть полную картину. Почему Отто держит все в тайне?
– Мне он этого не объяснял.
– У нас будет такой успех! На тебя будет такой спрос, что тебе придется стать актрисой, тогда никто из твоей семьи не станет возражать, если я женюсь на тебе.
Мы сидели в тени на некотором удалении от других.
– Генерал Геральд, мне нравится ваше общество, но я уже дома играю в живых сценах. Я бы никогда не стала профессиональной актрисой.
– Даже после игры в трагедии?
– Для меня это унизительно. Прошу, не раздражай меня, Перри.- Она отвернулась.
– Тебе не нужно унижать себя. Я сам поднимусь до... Но что плохого в профессии актрисы? Талантливая Ла Сингла из очень хорошей семьи.
– Отец говорит, что она из крестьян, и в ранней юности ее обесчестили. Я засмеялся.
– У нее легендарное происхождение, и она предпочла стать известной, чем быть затворницей в затхлом особняке.
– Счастливы те, кто может выбирать.- Ее лицо стало очень печальным, и я прошептал ей на ухо:
– Сделай и ты свой выбор. Улизнем, когда все кончится, и вновь отыщем во дворце заросшую папоротником часовню. В ответ она холодно улыбнулась.
– Мне надо ехать домой, чтобы все подготовить для поездки за город. Нужно все продумать заранее. Мы встретимся в Джурации.
Армида посмотрела на меня, задрав прелестный носик и приоткрыв пухлые губы, похожие на спелые вишенки. Это вызывало во мне бурю желаний. Так было всегда, когда я встречал взгляд ее темно-золотистых глаз. Они больше походили на глаза львицы, чем на глаза человека. Я лишь чувствовал, что встреча с ней где бы то ни было - самое чудесное, что есть в мире.
Мы репетировали все утро и, наконец, подошли к финальной сцене, в которой Мендикула застает свою жену с генералом в розовом саду. Здоровяк Солли, Рино, Бонихатч и Отто под руководством Флоры втащили в розовый сад Чабриззи заноскоп. Мы заняли свои места. Бентсон зарядил аппарат и отрегулировал[ ]объектив.
Мы стояли перед заноскопом в течение пяти минут. У Мендикулы был потерянный, но все еще вызывающий вид. Патриция и я стояли рядом. Она надменно смотрела на своего принца, я же скучающе уставился в небо. |