Малайсийский гобелен
Шрифт:
По мне, так присутствующие мужики выглядели просто бандитами, бабы шлюхами, а их микроскопические прислужники - неоперившимися, но наглыми цыплятами. Единственными скромными людьми в этой толпе были рабыни - по большей части темнокожие, их было что-то около дюжины. Владельцы держали их нагими, если не считать браслетов на ногах и руках, да цветов, вплетенных в курчавые волосы.
Пробираясь сквозь разгоряченную толпу, как сквозь заросли джушлей, я приблизился к музыкантам. Исполнялись избранные вещицы из комических опер. Огромного роста солист с раздутыми щеками пел, пытаясь перекрыть шум, популярные арии.
О склоны гор, где веселей Стремительный журчит ручей, Где каждая тропа зовет:
"Идем со мной скорей!"
Где на чешуйчатых зверей Ватага храбрых егерей Ведет охоту, погоняя Своих выносливых коней...
У ног гиганта-тенора пощипывал струны лютни де Ламбант. У него, как и других музыкантов, на шее была пуховая опояска, что делало его похожим на грифа или ротогуба. Пробившись поближе, я позвал его. Он подошел ко мне, как только закончилась песня. Выглядел он необычно подавленно.
– Де Чироло, друг мой, как тебе этот бордель? Музыкантам здесь не дозволено говорить со слугами, а гостям - с музыкантами.
– На правах гостя я буду разговаривать со своими друзьями, когда только пожелаю. Он вытер лоб.
– Да, боюсь, дружище, простоват ты для этой публики. Похоже, что ты единственный достойный человек в этом
204
скопище! Ты замечаешь - только не выдавай себя взглядом,- как эти мужланы мимоходом щиплют рабынь, не прерывая бесед с друзьями? Клянусь святыми мощами, никогда не думал такого увидеть!
– Ну, мы ведь не в Малайсии.
– Это больше похоже на гнездо орнигуанов. Этакий гадюшник.
– Морализируешь, де Ламбант? Я думал, тебя привлекает декаданс!
– Я не знал значения этого термина, пока не оказался здесь. Посмотрел бы ты на них вчера вечером...
– Где Армида и Бедалар? Лицо его поскучнело.
– Бедалар здесь нет. Кайлус свалился с коня среди быков и, его, дурачка, слегка потоптали. Поэтому Нортолини, дураки этакие, остались в Малайсии. И Бедалар не может вырваться в объятия своего любимого, глупышка этакая. Но я не могу предаваться развлечениям все эти три дня в одиночестве. Это было бы глупо... Жилое помещение музыкантов - таким эвфемизмом я называю этот коровник - расположено рядом с жильем рабынь... Думаю, мы должны легко относиться к жизни, правда, мой юный друг? Я видел Армиду, но поскольку слугам запрещено разговаривать с музыкантами, а музыканты не могут...
– Она где-то в этой толчее. Должно быть, ищет меня.
– Твоя простодушная вера далеко тебя заведет. Ну, а если тебе не удастся найти ее, Перри...
– Тогда что?
– Тогда приглядись к темнокожим девицам. Просто сногсшибательные красотки...
Дружески кивнув ему, я снова погрузился в людскую гущу, освежаясь время от времени глотками доброго вина.
Шум, жара, толкотня и кислый запах пота сделали свое дело - у меня закружилась голова. Вино, конечно, тоже своего добавило. Я дерзко заглядывал в глаза женщинам, которые в обычной обстановке не удостоили бы меня и взглядом. Начались ганцы, а в дальнем углу зала выступали акробаты.
В этом столпотворении я все же приметил, что к трем залам примыкают еще и комнаты поменьше. Сквозь их двери и занавески сновали служанки, так что мне удалось заглянуть в некоторые из них и убедиться, что то были приватные номера для любителей пикантных развлечений. В одной из комнат сатир занимался любовью с рабыней, к вящему удовольствию наблюдающих леди и джентльменов. В другой, в которую как
205
раз зашла служанка, я увидел трех голых господ и одну рыжеволосую женщину. Ну, неважно, чем они там занимались, я, в конце концов, только мельком взглянул... Я подкрепился еще одним стаканом вина и заглянул в третью. Здесь-то я и увидел своего гостеприимного хозяина Эндрюса Гойтолу в окружении небольшой компании. Без колебаний я прошел внутрь, дабы засвидетельствовать свое почтение. Не для того я сюда приехал, чтобы оставаться в тени.
Гойтола сидел за резным дубовым столом. На нем была обычная щегольская одежда - короткий вечерний халат белого цвета с хлястиком на спине и воротничком стоечкой и лиловые шелковые брюки. Он барабанил пальцами по столу. Большинство присутствующих сидели спиной к двери. Все это смахивало на сборище заговорщиков. Я узнал молодого герцога Ренардо. Он был в легких доспехах. Его вьющиеся локоны отливали золотом. В комнате находились две женщины: госпожа Гойтола, мать Армиды, пристально смотревшая на меня, и куртизанка, которую я сразу узнал. Это была чересчур разукрашенная женщина с мандолиной из сада Ренардо, которая так понравилась Кайлусу. В этот вечер на ней было еще больше краски, чем тогда.
Несмотря на присутствие женщин, встреча явно была деловой. Когда я вошел, стоявший в тени джентльмен с длинным серым лицом и в длинном сером плаще говорил:
– Смею напомнить вам, Гойтола, что оборона не является главной задачей Малайсии. На что Гойтола ответил:
– Но без средств защиты Малайсия погибнет.
– Существуют древние способы защиты. Самым лучшим является Первородное Проклятие, предохраняющее нас от перемен. Первейшей нашей обязанностью должно быть поддержание этого Проклятия с помощью религии. Мы должны помнить о священном предназначении всего, даже этой охоты: "Мы идем, чтобы умертвить плоть своих предков..."
Он прервался и обратил ледяной взгляд на меня. Сидевшие за столом джентльмены медленно повернулись, чтобы сделать то же. Гойтола сидел полубоком и из-за высокого воротника я мог видеть только один его глаз. Вместо второго сверкала застежка. Только герцог приветствовал меня обычным образом.
– Это наш друг - покоритель воздушной стихии. Вижу, что у тебя все в полном порядке. Что привело тебя сюда, де Чироло?
– Просто хорошее настроение, сэр.- Я поднял свой бокал.- Хочу пожелать вам, джентльмены, доброго здоровья!
206
– У нас деловая встреча,- сказал Гойтола.
– У меня не было намерения помешать вам. Я ухожу. Герцог дружелюбно произнес:
– Если ты ищешь Армиду, мы ничем не можем помочь тебе. Лицо Гойтолы стало серым, как зола. Он опустил голову,
чтобы скрыть это. Я вдруг ясно понял, кого прочил Гойтола в
мужья своей дочери.
Я уже повернулся к двери, как послышался глубокий, низкий
голос:
– Ты!
Куртизанка - теперь я слышал запах пачулей, столь тревожно напоминавший мне об Армиде, - сделала легкое движение в глубь комнаты, чтобы направить туда мое внимание. Звавший меня стоял в темном углу комнаты. Я узнал темнолицего члена Высшего Совета, которого мне впервые довелось увидеть в галерее Гойтолы. От его присутствия веяло холодом. Как и в тот раз, он был облачен в черную мантию с объемными карманами. Он снова заговорил.