Мальчик-бульбинка
Шрифт:
— Антон Сенкевич твой отец? — наклонившись к нему, сочувственно спросила женщина.
— Мой.
— Надо же случиться такому. Могли осиротить мальчика, — вздохнула женщина.
Все, кто стоял поблизости, с сочувствием смотрели на Янку. Заговорили про сирот — жертв бандитов. Какая-то бабка, не поняв в чем дело, охая, сунула в руку «бедной сиротке» пятачок.
— Возьми и от меня, сиротка, копеечку, — сказал какой-то дяденька.
Когда Леша позвал брата, чтоб нести бидон, наполненный керосином, у Янки была целая горсть медяков.
— Где ты взял столько денег? — спросил Леша.
— Дали дяди
— За что?
— Пускай пользуется на здоровьечко. Кто же ему теперь даст, сиротке? — сказал кто-то рядом.
— Какому сиротке? — удивился Леша. — Ему? Что ты наплел? У нас же есть отец и мать.
— Я ничего не плел. Я сказал, что было. Татку же побил бандит. В газете об этом пишут.
— Отдай сейчас же деньги, у кого взял! — приказал Леша.
Янка опустил голову и разжал руку:
— Ну, пускай берут. Я же не просил.
— Ну, раз дали, никто обратно не возьмет, — улыбнулся мужчина в косоворотке. — Несите керосин домой.
Янка зажал медяки в кулак, второй рукой ухватился за конец палки, и братья молчком потащили свою тяжелую ношу. Мужчина в косоворотке, видя, как гнется палка под тяжестью бидона, кивнув головой, сказал:
— Из них выйдут люди.
В этот день, как и всегда в доме Леванцевичей, обедали точно в определенное время. Леопольд Антонович был доволен всем. Около его дома уже давно не снуют неизвестные люди. Тамара ведет себя хорошо — занимается музыкой, много читает. Сестра не говорит ему неприятных слов. Ну, а милая женушка Анна Петровна всегда была образцом деликатности. Она не оставляла своего Полика во время работы, помогая ему как медсестра, заботилась о его отдыхе. Словом, полный «орднунг», как говорят немцы, что по-нашему значит — «порядок».
Как и всегда, Леопольд Антонович поблагодарил бога за вкусный обед (тетя Зина, которая приготовила его, была тут ни при чем) и пошел отдыхать.
Перед тем как задремать, Леопольд Антонович имел обыкновение просматривать городскую газету. Статей он не читал, политика его не интересовала — он доктор; читал он разную хронику, театральные новости, сообщения из зала суда. «Бандиты пойманы и осуждены». «Ну, это, пожалуй, можно прочитать», — подумал Леопольд Антонович. «Атаманом банды был кулацкий сынок… Но фактическим руководителем являлся царский офицер…» В это Леопольд Антонович не хотел верить. Честь офицера, по его мнению, не позволила бы ему оказаться в банде и участвовать в таких преступлениях. И вдруг увидел свою фамилию. «Группа бандитов была захвачена в доме доктора Леванцевича при попытке ограбить его кабинет… Бандиты имели намерение захватить с собой и доктора и заставить его сделать операцию раненному в стычке с милицией атаману. Судья спросил: «А после того, как доктор сделал бы операцию, вы бы его отпустили?», подсудимый ответил: «Пришлось бы убрать как опасного свидетеля…» Извозчик Антон Сенкевич узнал среди подсудимых одного из бандитов, который отнял у него дрожки. На этих дрожках бандиты намеревались вывезти хирурга из города… Как показала на суде сестра доктора Леванцевича Зинаида Антоновна…»
— Зина! — крикнул доктор. Босой, он выбежал в столовую.
— Куда ты, Полик, — встревожилась жена. — Боже мой, босиком! — Она схватила его домашние туфли и побежала вслед.
Зинаида Антоновна в это время убирала со стола. Тамара ушла в беседку. К ней должны были прийти Юра и Леша.
— Что это такое? В моем доме происходят такие ужасные события, а я ничего не знаю.
— Ты хочешь сказать — произошли, — улыбнулась сестра.
Ровно два месяца брат и не подозревал, что случилось в их доме однажды ночью, и если бы не прочитал репортаж из зала суда, продолжал бы считать, что у него дома полный «орднунг».
— Леопольд, надень тапочки, ты же простудишься!
— Ты слышишь, Аннушка? В нашем доме были бандиты.
— Это невозможно. У нас хорошие замки.
— И забор высокий. И все же они открыли коридор и кабинет.
— Но они же ничего не взяли!
— Так их опередили милиционеры.
— Они были в моем кабинете? Кто им разрешил? — возмутился Леопольд Антонович.
— Я их туда впустила, — ответила Зинаида Антоновна. — А еще несколько милиционеров притаились возле дома. А в полночь пришли бандиты… И попали в руки милиционеров.
— Я не понимаю, почему мой дом должен быть местом охоты на бандитов?
— Действительно, Леопольд, это возмутительно, — поддакивала Анна мужу.
— Потому что по приглашению милиции бандиты не явились бы в суд, — не обращая внимания на Анну, ответила Зина.
— Откуда же милиция знала, что бандиты придут сюда? — спросила Анна.
Зинаида Антоновна не хотела раскрывать все тайны. Но как-то само вырвалось.
— От вашей дочки Тамары.
— Что? Милиция втянула в это грязное дело и ребенка?
— Не милиция втянула. Тамара заметила, как один из пациентов снимал отпечаток с ключа от кабинета, и рассказала мне. А я сообщила об этом в милицию.
— Знаешь, Зина, этот случай не укладывается в рамки моего понятия об этике и морали.
— А поведение бандитов укладывается?
— Нет-нет. Я это все понимаю так: я не защищаю бандитов, мне все это противно: доносы, сыщики, агенты и среди них моя сестра и даже ангельское создание — маленькая моя дочь. Нет, нет, эта охота на бандитов мне решительно не нравится.
— Ну, тогда бандиты устроили бы безнаказанную охоту на доктора Леванцевича. Это не лучший вариант.
— Оба варианта мне не импонируют.
— Но пойми, Леопольд, что могло произойти что-то одно. И наилучшим выходом из такого положения я считала вот что: защитить тебя и твой дом» Я не говорю уже о более страшном, а оно могло случиться. Меня удивляет, что ты, известный хирург, вырезаешь язву у больного, спасаешь ему жизнь, а операцию милиции, по своему значению еще более опасную, чем язва, операцию, которая угрожает жизни не одного, а многих людей, не можешь увязать со своей моралью, не считаешь стоящей благодарности. Ведь тебя же благодарят больные?!
— Благодарить милицию за нарушение покоя?
— Покой был полный. Ты спал без наркоза, ничего не слышал и, если бы не прочитал в газете…
— А что я тебе говорю, Леопольд, — ухватилась за эти слова Анна. — Не надо читать газет. Они только портят настроение.
— При чем тут газеты, Аннушка, — буркнул доктор. — Они действительно раздражают и дурно действуют на нервную систему. Но я не могу понять другого: почему в моем доме нарушается покой… И… — Он махнул рукой.
Отдых был испорчен. Доктор вышел в сад. Цветы и зелень его всегда успокаивали.