Мальчик из контейнера

Кирпиченко Виталий Яковлевич

10 ноября 1982 года умер Леонид Ильич Брежнев. Был пасмурный день. Отпраздновали 7 ноября как-то вяло, без грома и оваций. Пронесся слух, что Брежнев очень болен, но не верилось, что так уж сильно он болен, чтобы придавать этому значение. Кто-то, может быть, и задумался о его судьбе, о его значении и роли в государстве. Прошел войну в окопах Малой Земли, не был трусом; любили ли его, или только уважали солдаты и офицеры, трудно сказать. Политотдельцы как-то в стороне были от масс, они вроде бы и в массах живут, вроде бы знают подноготную народа, но как-то однобоко. Знают беды людские, но оставляют люд один на один с этими бедами? Как-то не вяжется со смыслом. А вот что касается мировых революций, то они тут доки, каких свет мало видал. Брежнев, молва идет, прост

был в обращении с низшим сословием, а кто к нему обращался из малоземельцев за помощью, если обращение доходило до него, всегда помогал.

Перед обедом в отдел кадров зашел майор Крутиков, он все еще надеется заполучить руку Лизы, присел на стул, закинул ногу на ногу, долго смотрел на затылок склонившейся над бумагами Лизы.

– Что, Елизавета Анатольевна, ждать нам теперь? Какие потрясения ожидают страну? – спросил майор, не дождавшись, когда Лиза обратит на него внимание.

– А какие могут быть потрясения? – в свою очередь поинтересовалась Лиза. – Страна верным курсом идет к коммунизму.

– Скажу вам как военный, на проторенной дороге чаще всего ставят враги мины. А врагов у нас не убывает, а прибывает.

– Значит, мы сильные и успешные, а это не всем нравится.

– Да, сильные и успешные, – после минутного молчания повторил Крутиков. – Такие сильные и успешные, что даже не верится. Афган с крестьянами в опорках на босу ногу, с дедовскими кремневыми ружьями не можем покорить за три года. Представьте теперь, если бы мы связались с НАТО? Не связываемся только потому, что страшно.

– Почему тогда НАТО не нападает на нас, если мы такие слабые, а они сильные?

– Они для этого достаточно умные.

– Какие же умные, если не видят выгоды?

– Вся беда их в том, что они понастроили небоскребов, это ж сколько мусора после них убирать.

– Ядерная война? Я правильно поняла?

– В недогадливости вас не упрекнешь.

– Спасибо за комплемент, Андрей Андреевич. А что вы думаете о ближайшем будущем нашей страны? Рассвет нам ждать или закат?

– И то, и другое не исключаю. Мы на макушке шара, с одной стороны рассвет, с другой – закат. Наше положение неустойчивое, это из физики, вот куда свалимся, там и будем.

– Не хитрите, Андрей Андреевич, – погрозила Лиза пальцем, оторвавшись на миг от бумаг. – Говорите начистоту, чтобы мне не обмануться. Не то брякну где-нибудь несуразицу.

– Если хотите, мой совет: нигде, никогда, никому, ничего не брякайте. Спокойней жизнь будет. Удивляйтесь, хихикайте, глазки закатывайте, ничего и никого, кроме погоды и американцев, не ругайте.

– Вы мне прямо жизнь премудрого пескаря предлагаете.

– Из-за любви к вам. Другому даю право выбирать свой путь самому. А вас мне жаль.

– Нет причин, Андрей Андреевич, для жалости. У меня все хорошо. Есть мама, дети, крыша над головой, есть голова. Все есть.

– Счастливый вы человек, Елизавета Анатольевна! Ну, что ж, Бог вам в помощь. И все же, надумаете, скажите, буду рад хоть чем-то помочь.

– Спасибо, Андрей Андреевич! – крикнула Лиза в спину уходящего Крутикова.

У подъезда своего дома Лиза встретила Валентину Ивановну с детьми. Коля и Кира возвращались после занятий в школе, а Толика и Василису Прекрасную бабушка вывела на улицу погулять, пока погода позволяет, заодно и в гастроном забежала, хлеба и молока прикупила. Молоко и хлеб – самый ходовой продукт в доме. Кира и Коля, а с ними и Толик с Васютой, пьют кружка за кружкой молоко в прикуску с хлебом. Хлеб любой идет за милую душу, а батон с изюмом – лакомство!

– Мама, надо детей приучать к мясу, – как-то посоветовала Лиза Валентине Ивановне. – Мясо надо для роста и развития мозга.

– Самое правильное, есть то, что хочется, – убедительно заявила Валентина Ивановна. – Организм человека – сложная штука, умная к тому же, и не станет просить то, что ему не надо. Пусть едят хлеб, пьют молоко, а придет время, будут есть мясо.

На кухне, уже после ужина, за чаем завели разговор о Брежневе, заодно вспомнили Сталина, Хрущева, погадали, кто будет следующий, не сошлись во мнении, но не огорчились, и решили: хуже не будет, хуже некуда. Но, как оказалось потом, они очень ошиблись – бывает и хуже. Еще как хуже!

– Я помню

смерть Сталина, – сказала Валентина Ивановна, вращая на столе стакан с чаем. – Настоящее светопреставление. Люди не знали, что будет дальше, они пребывали в смятении. Были уверены, что бед не избежать, и защитить страну уже некому – все слишком мелки, что ли, по сравнению со Сталиным. Долгое время было затишье. Как в мертвом доме жили. Кто управляет страной, как управляет – народу не понять. Неделя прошла, другая – живем, как и жили, месяц, год – то же самое. Как-то помалу успокоились, а скоро и забылось многое, без чего, думали, не прожить, не устоять. Мне шестнадцать лет, я учусь в восьмом классе, мечтаю о поступлении в институт, как тут не отвлечься от всеобщего народного горя. Я скоро, данность молодости, забыла о том, что Сталин – наше все, и видела перед собой новую интересную жизнь студентки. В пятьдесят четвертом поступила в мединститут. Там узнала, кто такой Хрущев, каким был Сталин. Узнала, испугалась и не поверила. Сейчас говорят, с Хрущева начался упадок нашего государства, а я скажу, что он много сделал для народа, и, главное, дал ему глоток свежего воздуха. «Хрущевская оттепель» показала, как много значит для народа свобода мыслить и без боязни высказываться. Были и у него просчеты, и немалые. С колхозами, деревнями, укрупнениями, дурацкими налогами на крестьян за теленка, поросенка. За дерево и то надо было платить! Но при нем страна выскочила впереди всех в космос! Мы создали атомную бомбу! Радовались при этом искренне, что мы теперь под надежной защитой! Так оно и было. Мы знали, что Америка на нас не посмеет пойти войной, потому что тогда она перестанет существовать. Это знание подкреплялось делами – конфликты разрешались мирным путем. Уверена, Хрущев был патриотом страны, был, насколько мог, руководителем народа, который, по его словам, стоял уже одной ногой в коммунизме. Мы все стремились, а Хрущев больше всех, догнать и перегнать Америку во всем, а «по молоку и яйцам» – в первую очередь. Тогда же появилось много баек и анекдотов по этому случаю. Помню один. Спрашивает партийный работник колхозника: «Ты готов догнать и перегнать Америку?» Колхозник ему: «Догнать готов, а перегонять не стану!» «Почему?» «Чтобы заплаты на заднице не показывать им».

Посмеялись, и Валентина Ивановна продолжила:

– По-моему, он ошибку сделал со своим разоблачением Сталина, как тогда говорили: разоблачением «культа личности». Ну, был крут Сталин, да ведь тогда иначе трудно было выжить. Сколько разных народов, группировок, политических течений, воровства, грабежей, тайных врагов было в стране – не перечесть. Чуть зазевался – получай оплеуху. Может, не так уж круто надо было держать народ в узде. Теперь лишили народ кумира, хуже того, примера для подражания. Ставится под сомнение вся политика нашего государства. Появились сомнения вообще в социализме! Стали заглядываться на Запад, на Америку, сравнивать с собой. Появились вопросы, как у тебя сейчас: почему мы живем в передовом обществе, но у нас жизнь хуже, чем в загнивающем капитализме? Машину не можем купить, если даже сумели накопить денег, почему? Купили машину – не можем купить аккумулятор или колесо? Почему мы не можем сшить такие сапоги, какие шьют Италия или даже Польша? Почему я не могу съездить на отдых на какой-нибудь остров? Почему я врач или учитель получаю за свою работу копейки? А врач и учитель – основа здорового морально и физически человека будущего! Да много чего лезло в голову и не находило нужного ответа. Успокаивали себя тем, что всем сейчас трудно, но будет скоро хорошо!

– Да, скоро будет хорошо! – Лиза в задумчивости покачала головой. – Интересно, при царе мы тоже жили хуже всех?

– Я при царе не жила, а вот дедушки Стефан и Терентий жили. Дедушка Стефан погиб на войне, а Терентий кое-что рассказывал, да я как-то мало интересовалась. Помню, хвалил царя. Наверное, было ему за что хвалить. Да и что они могли знать о жизни в других странах? Ковырялись в поле, не разгибая спины, детей рожали и берегли – вот и весь их интерес. Дед говорил, что в лаптях ходили, в овчинных полушубках, ткали холсты и шили портки с рубахами. Зимою отдыхали от тяжкого труда, гуляли свадьбы, пили самогон. Не роптали на жизнь, наверное, нравилась она им такая, какая выпала на их долю.