Мальчик как мальчик
Шрифт:
– А еще… Только ты не думай… у нас с Машкой ничего. Ты ей тоже очень понравился. Хочешь, я вас познакомлю? Она совсем… как это… без комплексов… она…
Тут я сказал тебе несколько фраз, которые ты, должно быть, запомнил надолго. Или не запомнил. Скорее нет, чем да. Но мне было все равно. Я послал тебя подальше и ушел, не оглядываясь.
На следующий день я смог наконец заняться делами. Отдал кое-какие распоряжения ребятам в Москве. Съездил в продюсерскую контору. Договорился о гастролях в «Балтийском Доме».
Мы привозили в Питер «Коллекционера» Фаулза. Я не восторгался этой историей. Герой-маньяк был неудачником, а я не люблю работать с неудачниками. Похитить девушку и спрятать в подвале своего дома – подумаешь, невидаль! Каждый второй русский интеллектуал мечтает о том же. Хорошо еще, что у русских интеллектуалов редко бывает свой дом. Одно не вытекает из другого. Два этих факта существуют параллельно.
Правда, название спектакля мне нравилось. Оно было темным. Оно провоцировало. В свое время оно породило тысячи подражаний и в театре, и в жизни. По крайней мере, сегодня о каждой престижной профессии уже написан свой роман, остались только непрестижные, вроде концертных администраторов. Об этом мы болтали с приятелями из продюсерской конторы, глушили кофе и смеялись.
Афиши висели в их офисе на каждой стене.
– Светка будет играть? – поинтересовались мои приятели.
– Нет, – сказал я.
Светка была моей женой. Впрочем, мы старались не надоедать друг другу и уже давно жили свободно. Роли в «Коллекционере» у нее не было. Собственно, на роль жертвы годилась любая студентка второго курса. Такую я и пригласил. Но это была отдельная забавная тема, и моему приятелю рановато было знать об этом.
Потом мы пошли пожрать в ресторан. Мы не так уж часто виделись.
В полседьмого стало понемножку темнеть, и снова полил дождь. Такси – белый «солярис» – ждал меня у выхода. Я назвал адрес и умолк. Город казался до странности серым и унылым. Почему не выкрасить все «солярисы» желтым, думал я. Все как-то веселее.
Минут через сорок мы добрались до скучного спального Купчино, и я вышел под холодный ливень, разом промочив ноги.
– Ч-черт, – сказал я.
Ты сидел под козырьком на крыльце, там, где дверь на черную лестницу, на бетонном парапете. В белых кедах, как в первый раз. Увидав меня, соскочил вниз. И спустился по ступенькам навстречу.
Моралист внутри меня уверенно подбирал слова. Беда в том, что все они были слишком театральны. А я очень не любил казаться неискренним. В таких случаях молчание бывает золотом. Наверно, в этом и был настоящий смысл «качаловской паузы».
– Здравствуй, – сказал я просто.
– У меня украли телефон, – сказал ты. Конечно, соврал.
– С чего ты взял, что я сюда приеду? – спросил я. – Я вообще собирался в Москву. Мог бы поехать прямо в аэропорт.
– А я со своими поругался, – ответил ты невпопад. – Скажи, я правда ничего не умею?
– Врать умеешь.
Ты вытер нос и покачнулся. ОЯ видел, что ты замерз. А еще от тебя пахло пивом. Выпил для смелости.
Интересно, куда ты ходил отливать, подумал я. На лестницу, где мусоропровод? Я бы на твоем месте так и сделал.
Может быть, именно поэтому я послал внутреннего моралиста на хрен. Зато мне в голову пришла одна мысль.
– Играешь в бильярд? – спросил я.
– Ага, – отозвался ты охотно.
– Тогда пошли. Тут рядом.
Невдалеке торговый центр светился неоновой рекламой. Осторожно ступая по лужам, я вспоминал, сколько раз доверял выбор важных решений дурацкому жребию. Получалось, что много. Тебе не нужно было знать об этом… хотя почему бы и нет, подумал я. Почему бы и нет.
И предупредил:
– Играем на желания. Понял?
Пирамидка раскатилась с цирковой элегантностью. Так акробаты рассыпаются по разным углам арены, закончив номер. И рассыпают белозубые улыбки в публику.
Оглядев зеленую арену, я приложился и примерился. Б-буц, – раздался двойной удар. Шар скрылся в лузе.
– Мяч в сетке, – пробормотал ты.
Я повторил. Потом, честно говоря, нарочно промазал. Мне хотелось посмотреть, как играешь ты.
Б-буц, – шар проследовал в угол и исчез. Зачет, подумал я.
Первую партию я выиграл все равно. Нарисовал на доске красным мелом длинную уверенную черточку. Мы договорились играть до пяти. Достаточно, чтобы задать тебе несколько вопросов.
– Скажи мне, Митя, – сказал я. – Только не ври, мне надоело. Кем ты мечтал стать, когда тебе было лет десять?
– Кем мечтал стать? – ты слегка смутился. – Я всегда хотел быть актером. Ну, или в фильмах сниматься. Или в цирке иллюзионистом. Мне тогда все равно было.
Ты помолчал.
– Ну, и еще притворяться любил. Мама говорила – постоянно кривляешься. А я не кривлялся. Я просто представлял себя кем-нибудь. Один раз классе в третьем всем объявил, что я волшебник, – ты хихикнул самодовольно. – Девчонок заколдовал, чтобы они разделись. Интересно было. И ведь все поверили.
Вот оно что, – подумал я. Как всё похоже. Правда, я в его возрасте был скромнее. Я объявил себя всего лишь супердоктором. Устроил медосмотр. Зато с тем же результатом… что уж я там понял в свои-то десять, напрочь забыл, вот обидно…
– Волшебник, значит, – я прицелился и положил шар куда хотел. – Иллюзионист. Ладно. А в бога ты веришь?
– Не знаю, – сказал ты. – С этим всё туманно… может, и есть там кто-нибудь. Может, он нас и вправду создал и в нас типа играет?
Я усмехнулся.
– Или мы в него? – добавил ты, подумав.
Потом мы обменивались ударами, болтая о всякой ерунде. Вторую партию я тоже выиграл – подозрительно просто. А третью проиграл, хотя и старался изо всех сил. Похоже, у тебя стало получаться.
– Хорошо, – сказал я наконец. – Говоришь, с богом все туманно. Ну, а в божью милость ты веришь?
– Верю. А как же. Есть люди талантливые. Есть бездарные. Смотришь – и сразу видно.
Ты снова закатил довольно трудный шар. И улыбнулся, откинув волосы со лба. Божья милость, подумал я. Голос. И чувство ритма. И вот это движение пальцами. Мелочь. Кроме хорошего оператора на крупном плане, никто и не подхватит. Но такое год репетируй, не выучишь.