Мальчик – отец мужчины
Шрифт:
Оценить личность и уровень развития подростка по характеру его чтения можно, но довольно трудно. Мальчика нужно слушать долго и внимательно. Начальник лучшей артековской дружины Е. А. Васильев показывал ребятам кинофильмы, так сказать, на размер больше, чтобы заставить их думать. Потом они должны были писать свободные сочинения об увиденном, Васильев их все – 500 штук! – просматривал, а некоторые внимательно читал. Интересных сочинений было мало, чаще у девочек. Но однажды Евгений Александрович оказался в тупике. Самое тонкое, необычное сочинение написал мальчик из Риги, большой озорной увалень, написавший на своей куртке «Дай руль!» и, по всем признакам, неспособный на тонкие чувства. Но сочинение-то было! Поговорив с мальчишкой, Васильев так ничего и не понял, рассказал мне. Я тоже стал с ним разговаривать. Сын интеллигентных родителей, но ничего нестандартного, обычный беспроблемный пацан. На вопрос о чтении сразу же выдал мне всю стандартную обойму подросткового мальчишеского чтива. Я
Разные эпохи выбирают разные культурные символы, но подростковые проблемы от этого не меняются. И дело тут не в гормонах, а в закономерностях становления идентичности.
Один их важнейших аспектов этого процесса – дифференциации группового образа «Мы» и индивидуального «Я». Хотя мальчишеский образ «Я» всегда соотносится с групповым «Мы», то есть с образом типичного сверстника своего пола, он никогда не совпадает с ним полностью. С возрастом расстояние между ними увеличивается. Когда в 1970 г. группа ленинградских девятиклассников оценивала, насколько определенные морально-психологические качества, типичные для среднего юноши или девушки их возраста, характерны для них самих, образы собственного «Я» оказались гораздо тоньше и, если угодно, нежнее группового «Мы». В частности, юноши считали себя менее смелыми, менее общительными и менее жизнерадостными, зато более добрыми и способными понять другого человека, чем их воображаемый среднестатистический ровесник (Кон, Лосенков, 1974; Кон, 2005). Сходная тенденция обнаружена и у юных французов. Интимный образ «Я» всегда отличается от того образа, который мальчик демонстрирует на публике, выставляет напоказ, он менее гендерно-стереотипен. Живой мальчик из плоти и крови не чувствует себя стандартно «настоящим».
Отсюда и чувство своей «непонятности». Стоит любому, самому беззаботному и общительному мальчишке, сказать, что он веселый только снаружи, а на самом деле грустный и задумчивый, как он поразится вашей проницательности и, возможно, попытается открыть душу. Однако делать этого не следует. Внутренний мир подростка крайне раним, и залезать к нему в душу просто из любопытства, с зонтиком и в галошах – то же самое, что делать кому-то полостную операцию, чтобы посмотреть, что там внутри. К тому же легко достигнутое доверие еще быстрее испарится.
Одного мальчика открытие своей необычности пугает, а другого радует. Творческий мальчик не только лучше других осознает свою индивидуальность, но и выше ценит ее.
«Я замечал, что не похож на других, сам не зная, дурно это или хорошо, и это меня пугало» (Франс, 1959. Т. 7. С. 498).
«Все детство и юность я страстно и безнадежно мечтал о своей комнате, где жил бы один, в четырех стенах, в которых я почувствовал бы себя личностью, обрел бы самого себя <…> Помню, как пронзали меня слова, в которых не было ничего обидного:
– Правила одни для всех… Вечно ты выделяешься… Разве ты не такой, как все? Из того же теста сделан…
Мне казалось, что во мне достойно интереса именно то, чем я отличаюсь от других» (Мориак, 1986. С. 47).
«Стоило мне услышать "ты должен", как во мне все переворачивалось и я снова становился неисправим» (Гессе, 1987. С. 36).
«Я никогда не был волчонком в стае, я держался в стороне от стаек, в которые собирались мои сверстники, и очень любил читать. И вот в 15 лет, читая том за томом Шекспира, которого я одалживал у соседей по коммунальной квартире… я натолкнулся на следующий эпизод. Сперва выступает Брут и очень убедительно, красиво доказывает, что надо было убить Цезаря, чтобы восстановить добрые нравы в Республике. Затем выступает Антоний. Сперва он присоединяется к Бруту, хвалит его, а потом поворачивает настроение так, что толпа, только что рукоплескавшая Бруту, уже ненавидит его, и Бруту приходится бежать. Я с огорчением увидел, как сперва поддался на демагогию Брута, а потом на демагогию Антония, и это меня возмутило. Тогда я решил, что в прочитанном мною надо поискать какие-то фразы, идеи, слова, которые я никому не отдам, которые я чувствую, как глубинное мое. Может, я не совсем так формулировал, но я начал искать такие фразы, прежде всего, у Шекспира. Например, с тех пор у меня врезался в сознание ответ Гамлета Розенкранцу и Гильденстерну: "Вы можете меня расстроить, но не играть на мне". <…>
В 17 лет я заканчивал школу и должен был написать сочинение на тему "Кем быть". Я с первого шага отбросил то, что мне следовало делать, т. е. выбрать свое место в сложившейся системе, написать, что я буду врачом, инженером, учителем и т. д. Мое сочинение начиналось, я помню, со слов: "В детстве я хотел быть извозчиком, а потом солдатом". А заканчивалось словами: "Я хочу быть самим собой". Естественно, учитель меня отчитал, но я остался при своем…» (Померанц, 2008).
Интересный
Девочки чаще и раньше мальчиков начинают вести дневники и делают это систематичнее, а девичьи дневники гораздо более интимны. Как правило, это описание и анализ собственных чувств и переживаний, особенно любовных, сплошной разговор с собой и о себе. В этом смысле они довольно однообразны. Девичий дневник – средство не только внутренней, но и внешней коммуникации. Девочки охотно показывают свои дневники подругам, а при случае и мальчикам.
Юношеские дневники встречаются значительно реже, они более разнообразны и предметны, в них шире отражаются интеллектуальные увлечения, интересы и практическая деятельность авторов, зато свои эмоциональные переживания мальчики описывают более скупо и сдержанно. Очень часто мальчик начинает вести дневник, но быстро его забрасывает. Постоянно ведут дневники преимущественно одинокие или склонные к литературным занятиям мальчики, для которых ведение дневника служит профессиональной школой. Показывать свои дневники посторонним мальчики не любят, это знак очень высокого доверия.
«Время – начинаю про жизнь свою рассказ. Мне 13 лет, я ученик 7-го класса».
«Вот и я начинаю новую летопись своей жизни. Две потрепанные, распухшие от мыслей книжки легли на полки, в безмолвии храня все мои прошлые тайны… И вот еще одна» (пятнадцатилетний мальчик).
По правде говоря, мыслей в первых двух тетрадях этого дневника почти нет, в основном это краткая сводка событий да рассказ о первых влюбленностях, которые, собственно, и побуждают автора задумываться о себе. Тем не менее, самому ему все это кажется значительным.
Много интересного таит открытие множественности своего «Я».
«Трудно мне сейчас жить, но интересно. Будто я играю интересную роль в кино: двоечника – лирика – башковитого парня. Иногда мне кажется, что я не я, а только интересная роль, которая кончится, и я без всяких затруднений очень просто уеду жить своей жизнью!» (четырнадцатилетний мальчик).
Некоторые гендерные особенности сохраняются и в современных интернет-дневниках – блогах, хотя эта форма интимно-публичного общения качественно отличается от «классических» дневников и журналов (Magnuson, Dundes, 2008). Специальные исследования, в частности Pew Internet amp; American Life Project (2007), показывают, что количество подростковых блогов в мире неуклонно растет. Мальчики-тинейджеры чаще помещают в Интернете разнообразные визуальные образы, но уступают девочкам в создании блогов (20 % против 35). Хотя Интернет допускает полную анонимность, многие блогеры, независимо от пола и возраста, этой возможностью не пользуются и сообщают о себе довольно интимную информацию. Тем не менее, их стилистика различна. Интересно, что многие девушки и молодые женщины предпочитают мужские блоги женским. Вот что написала молодая россиянка:
«Раньше я задавала себе вопрос, какие дневники мне интереснее читать. Что женские, что мужские – какая разница? Но сейчас я поняла, что наиболее мне интересны мужские дневники. В них нет наигранности, нет соплей и всякой розовой мишуры, которая ведь, по сути, есть в каждом женском дневнике, как бы владелицы оных этого не отрицали и не старались прикрыть это умными записями и размышлениями… В них я ценю открытость, жизненные посты, посты ни о чем и в тоже время с глубоким смыслом. Посты написанные не для того, потому что «надо», а потому что в голову пришла мысль и человек решил ею поделиться».
Дефицит эмоционального самораскрытия интеллектуально развитые мальчики компенсируют повышенной философской рефлексией, обсуждением вопросов о смысле жизни. Юношеский вопрос «кто я?» подразумевает оценку не только и не столько своих наличных черт, сколько перспектив и возможностей: кем я стану, что случится со мной в будущем, как и зачем мне жить? На эти вопросы нет однозначных ответов. Обостренное чувство необратимости времени соседствует в юношеском сознании с нежеланием замечать его течение, с ощущением, что время остановилось. По мнению Эрика Эриксона, чувство «остановки времени» означает психологический возврат к детскому состоянию, когда время еще не существовало в переживании и не воспринималось осознанно. Подросток может попеременно чувствовать себя то очень юным, даже совсем маленьким, то чрезвычайно старым, все испытавшим. «Не правда ль, кто не стар в осьмнадцать лет, тот, верно, не видал людей и свет…»