Мальчики Из Бразилии

Левин Айра

Нахмурившись, Байнон водрузил на нос очки и с сомнением посмотрел на Либермана.

– Я не дурачу вас, Сидней. Мальчик был не из тех, кто мог бы пойти на это. Он пропал три недели назад, а до того регулярно писал домой и каждый раз, меняя отель, звонил.

– Готов допустить, что он, скорее всего, мертв, - сказал Байнон.
– Но не могло ли случиться, что его убили просто потому, что он совал свой нос, куда не надо? Какой-нибудь молодой ревнивец, не имеющий от­ношения к Менгеле? Или он был ограблен и стал жерт­вой заурядного бандита? Его смерть ни в коей мере не доказывает, что... что нацисты составили

какой-то заго­вор. Для чего им надо убивать людей определенного возраста?

– У него была запись. Да и с какой стати ему врать мне?

– Может, он и не врал. Запись могла и его самого ввести в заблуждение. Или, может, он неправильно по­нял ее суть.

Либерман набрал в грудь воздуха, выдохнул и кив­нул.

– Понимаю, - сказал он.
– Возможно, что и так. Это я и сам на первых порах подумал. Да порой и сейчас эти мысли приходят мне в голову. Но ведь кто-то же должен проверить - а если не я, то кто же? Если он ошибся, значит, ошибся; значит, я теряю время и надо­едаю Сиднею Байнону с пустяками. Но если он прав - значит, намечается что-то крупное, и у Менгеле есть свои резоны. И я должен найти что-то конкретное, чтобы прокурор не бегал от меня, а занялся этим делом и пресек его еще до завершения. И я хочу кое-что сказать вам, Сидней. Знаете, что?

– Что?

– В моей книге в самом деле есть Мундт, - он торжественно кивнул.
– Точно там, где он и упомянул, в списке охранников Треблинки, обвиненных в жестоко­стях. Гауптшарфюрер СС Альфред Мундт. Я забыл его: кто в силах запомнить всех их? Досье на него очень небольшое: женщина из Риги видела как он переломил шею четырнадцатилетней девочке; он лично кастриро­вал человека из Флориды, который готов свидетельство­вать против него, если я его поймаю. Альфред Мундт. Так что, если мальчик оказался прав однажды, почему бы ему не быть правым и во второй раз? Так вы сможете обеспечить мне вырезки, будьте любезны? Я был бы очень признателен.

Байнон вздохнул.

– Я посмотрю, что мне удастся сделать, - он поста­вил рядом свой стаканчик и вытащил блокнот и ручку.

– Какие страны вы упоминали?

– Ну, мальчик говорил о Германии, Англии и Скан­динавии. Также Норвегия, Швеция, Дания и Соединен­ные Штаты. Но, судя по тону его голоса, создавалось впечатление, что были еще какие-то иные страны, кото­рых он не успел упомянуть. Так что вы должны так же запросить Францию и Голландию.

Поглядывая на Либермана, Байнон делал краткие заметки.

– Благодарю вас, Сидней, - сказал Либерман.
– Я вам искренне благодарен. Если мне удастся что-то выяс­нить, вы будете первым, кто узнает об этом. То есть, не только об этом, но и обо всем.

Байнон сказал:

– Вы хоть имеете представление, сколько мужчин этого возраста умирают каждый день?

– От руки убийцы? Или при несчастных случаях, которые смахивают на убийство?
– Либерман покачал головой.
– Нет, не так уж много. Надеюсь, что нет. А некоторых я и сам исключу в силу их профессий.

– Что вы имеете в виду?

Либерман провел рукой по усам и взял в горсть под­бородок, прижав пальцы к губам. Через мгновение он опустил руку и пожал плечами.
– Ничего, - сказал он.
– Кое-какие детали, которые мне успел сообщить маль­чик. Послушайте, - сказал он, ткнув в блокнот Вайно­на, - убедитесь, что вы отметили: «от шестидесяти четырех до шестидесяти шести».

– Все в порядке, - сказал Байнон, глядя на него.
– Так что это за кое-какие детали?

– Ничего особенного, - Либерман запахнул плащ.
– В половине пятого я вылетаю в Гамбург. До третьего ноября я буду читать в Германии лекции.
– Он вытащил толстый потрепанный коричневый бумажник.
– Все, что вам удастся раздобыть, сразу же шлите на мой адрес, чтобы я сразу же по прибытии получил информацию.
– Он протянул Байнону визитную карто­чку.

– И если вы найдете нечто, смахивающее на убийст­во, совершенное нацистами?..

– Кто знает?
– Либерман засунул бумажник обрат­но.
– Я иду шаг за шагом.
– Он улыбнулся Байнону.
– Особенно в этой обуви.
– Упираясь руками в колени, он тяжело поднялся, и, оглядевшись, разочарованно по­качал головой.
– М-м-м... какой мрачный день. Почему вы предпочитаете закусывать на воздухе?

– Мы члены понедельничного Клуба Моцарта, - улыбнулся Байнон, тыкая пальцем по направлению к монументу.

Либерман протянул руку, и Байнон пожал ее. Улыб­нувшись остальным, он сказал:

– Прошу прощения, что отвлек внимание вашего столь приятного соседа.

– Можете забирать его, - сказал Дермот Броди.

– Спасибо, Сидней, - сказал Либерман Байнону.
– Я знал, что могу положиться на вас. И послушайте.
– Наклонившись, он понизил голос, держа Байнона за руку.
– Попросите коллег, пожалуйста, чтобы они об­ратили внимание и на последующие дни. В продолжение той же просьбы, я имею в виду. Потому что, как сказал мальчик, Менгеле послал всех шестерых, но стоило ли ему отправлять их, если часть из них долгое время будет в бездействии. Так что после первого должно случиться не менее еще двух убийств - то есть, если они работают в командах по два человека - или еще пять, спаси Господи, если каждый действует самостоятельно. И, ко­нечно, если мальчик был прав. Сможете ли вы это сделать?

Байнон кивнул.

– Сколько убийств вообще должно произойти?

Либерман взглянул на него.

– Куча, - сказал он. Выпустив руку Байнона, он выпрямился и, прощаясь, кивнул всем остальным. Засу­нув крупные кисти в карманы плаща, он повернулся и быстро зашагал к шуму и гулу Ринга.

Четверо сидящих на скамейке смотрели ему вслед.

– О, Господи, - сказал Байнон, и Фрейа Нойштадт печально покачала головой.

Дермот Броди, наклонившись, сказал:

– Что он тебе тебе сказал на прощание, Сид?

– Чтобы я попросил продолжать сбор вырезок, - Байнон засунул блокнот и ручку в карман пиджака.
– Вроде намечается не одно, а три или даже шесть убийств. А может, еще больше.

Пол Хигби вынул изо рта трубку и сказал:

– Смешная мысль: он абсолютно прав.

– Ох, да бросьте эту чушь, - сказала Фрейа.
– Какой-то нацист ненавидел его через телефон?

Байнон взял свой стаканчик и откусил кусок сандви­ча.

– В последние два года ему крепко досталось, - сказал он.