Мальчики Из Бразилии
Шрифт:
Молчание. Многие отрицательно покачали головами.
– Мой диплом!
– громко сообщил кто-то. Смех и аплодисменты.
«Весна 77-го?» - записал он, улыбаясь, и пригласил высказаться очередного.
Опять поднялся молодой человек в синем свитере с тонким голосом.
– Может, эти люди и не занимают высокого положения, чего нельзя сказать об их сыновьях, которым должно быть около сорока лет. Необходимость участвовать в похоронах своих убитых отцов отвлечет этих людей от каких-то важных политических мероприятий.
Общий смех и шиканье в аудитории.
– Трудно допустить такое развитие
– Он записал «Отношения? Друзья?»
Поднялся светловолосый молодой человек с умным взглядом. Улыбаясь, он сказал:
– Герр Либерман, это в самом деле чисто теоретическая проблема?
Больше поднимать его не стоит. В аудитории воцарилась напряженная тишина.
– Конечно, - сказал он.
– Тогда вы должны попросить своего друга снабдить вас дополнительной информацией. Даже самые лучшие мыслители Гейдельберга не смогут решить эту проблему, не имея в наличии хоть одного существенного факта, общего для этих девяноста четырех человек. С той информацией, что сейчас имеется в нашем распоряжении, мы можем только блуждать в потемках.
– Вы правы, - ответил Либерман, - дополнительная информация необходима. Но и абстрактные рассуждения помогают выдвинуть предположения.
– Он огляделся.
– Есть еще у кого-нибудь соображения?
Слева сзади взметнулась рука.
Встал хрупкий на вид человек в годах, с белоснежной шапкой волос - то ли преподаватель факультета, то ли дедушка одного из присутствующих студентов. Опираясь на спинку сидения перед собой, он сказал твердым голосом, в котором слышались нотки укоризны.
Ни в одном из предположений не было упомянуто присутствие в данной проблеме доктора Менгеле. С какой целью он появился на сцене, если данные убийства должны носить чисто политический характер, с чем Объединение Друзей отлично справится и без него? Он играет роль, вне всякого сомнения, потому что это мероприятие носит медицинский подтекст, о чем я и хотел бы сказать в своем предположении. Например, оно может иметь своей целью проверку нового способа устранения людей, и эти люди специально отобраны, потому что они стары, не играют заметной роли в обществе и не представляют собой угрозы для нацизма. Исследовательский характер этой программы убийств объясняет так же и длительный срок. А весной 1977 года начнутся настоящие убийства.
Он сел.
Либерман на несколько секунд застыл на месте, глядя на него, а потом промолвил:
– Благодарю вас, сэр.
– И, обращаясь к аудитории, сказал.
– Я от всей душу надеюсь, что этот джентльмен - один из ваших профессоров.
– Так и есть, - с ехидством заверили его несколько голосов; прозвучало имя Гейрах.
«ПОЧЕМУ М.?» записал он - и снова поглядел в направлении, где сидел тот человек.
– Я не думаю, что испытательный характер программы ограничился бы только гражданскими служащими, - сказал он, - тем более, что ее удобнее было проводить не в этой части света, а в Южной Америке, но вы, конечно, правы, считая, что есть особые причины присутствия доктора Менгеле. Может, у кого-то
Молодежь хранила безмолвие.
– Медицинский аспект девяноста четырех убийств?
– он посмотрел на пышноволосую женщину: та отрицательно покачала головой.
Такое же движение сделал и молодой человек, похожий на Барри, и юноша в синем свитере.
Помедлив, он все же глянул на проницательного молодого человека, который, улыбнувшись ему, тоже покачал головой.
Он глянул на записи, лежавшие на карточке перед ним:
«Деньги?
Связь с предыдущими временами?
Место рождения?
Весна 77-го?
Отношения?
Друзья?
ПОЧЕМУ М.?»
Он поднял взгляд на аудиторию.
– Благодарю вас, - сказал он.
– проблемы вы не решили, но выдвинули интересные предположения, которые могут привести к ее решению, так что я искренне благодарен вам. Теперь возвращаемся к вашим вопросам.
Взметнулся лес рук.
Девушка, сидевшая рядом с «Барри», встав, сказала:
– Герр Либерман, что вы можете сказать о Моше Горине и «Еврейских Защитниках»?
– Я никогда не встречался с рабби Гориным, так что ничего не могу сказать о нем лично, - автоматически ответил он.
– Что же относительно «Молодых Еврейских Защитников»: если они ограничиваются лишь обороной - прекрасно. Но если, как нередко сообщают, они нападают, это уже куда хуже. Коричневые рубашки никогда не приводят к добру, кто бы их ни носил.
Сереброголовый Хорст Гессен, обливаясь потом под ярким солнцем, поднял к голубым глазам бинокль, наведя его окуляры на голого по пояс мужчину в белой панаме, который медленно вел перед собой по яркозеленой лужайке газонокосилку. На флагштоке трепетал американский флаг; дом у него за спиной представлял одноэтажное строение из красного дерева и стекла. На том месте, где только что был человек с газонокосилкой, возник черный клуб дыма, пронизанный оранжевыми сполохами, и издали донесся гул взрыва.
Глава третья
Менгеле разместил портрет фюрера и фотографии поменьше, изображавшие дорогие для него лица и памятные встречи, на стенке над диваном, что потребовало от него перемещения дипломов и прочих наград, а также семейных снимков на те свободные места, что он мог найти между двумя окнами, выходящими на южную сторону, и вокруг большого окна лаборатории, а также в простенке на восточной стене. Освободившаяся стена была отдана конструкции, доходящей до уровня пояса, которая включала в себя набор деревянных ящичков; серые обои над ними были сняты и на стену легли два слоя белой краски - один вдоль, а второй поперек. Когда краска высохла, он вызвал из Рио художника.
Шрифтовик провел на белой плоскости безукоризненно точные черные линии и заполнил образовавшиеся графы изящными буквами, но вырисовывая их, он выразил явное стремление не обращать внимания на незнакомые ему апострофы, предпочитая выписывать их, как принято в Бразилии. И все четыре дня Менгеле приходилось, сидя за своим столом, то и дело останавливать его, предупреждать и инструктировать. Шрифтовик вызывал у него раздражение и уже на второй день он и не чаял, когда этот болван улетит.