Мальчишки из Васильков. Повести

Домбровский Анатолий Иванович

— Хочешь мне ребра переломать?

— Не волнуйся за свои ребра, — Алешка вырвал из рук Степана брюки. — Я научу тебя бороться. У меня в брюхе пусто, так что ты легко со мною справишься. Хочешь?

— Не хочу. Отдай брюки.

Степка не успел протянуть руку, как Алешка вскочил и повалил его на спину.

— Это я нарочно, — сказал он. — Не бойся. Теперь попробуй быстро свести ноги в коленях, упереться пятками и подбросить меня животом. Как подбросишь, сразу переворачивайся и кувырком через голову отлетай в сторону. Понял?

— Понял, —

ответил Степка. — Но ты теперь знаешь, что я буду делать сейчас, и приготовишься...

— А ты неож... — Алешка не договорил, потому что Степка выполнил подсказанный прием, зацепил локтем по носу, откатился и вскочил на ноги.

— Нормально, — сказал Алешка, поднимаясь и ощупывая нос. — Молодец. А теперь я брошусь на тебя, а ты постарайся поймать меня за руку, повернуться спиной и перебросить через плечо. Я легкий, в животе вакуум, осилишь.

Алешка подошел к Степану и показал, как надо делать.

— Понял?

— Нападай, — расхрабрился Степка.

У него не хватило сил перебросить Алешку через плечо, и они упали оба.

— Еще, — сказал Алешка. Но на этот раз он схитрил: не добежал до Степки шага два, подпрыгнул и лягнул его ступней в бок. Степка свалился как подкошенный.

— Вот, — сказал Алешка, помогая Степану встать. — Больно?

— Не очень.

— К такому тоже надо быть готовым. Если заметил, что я подпрыгиваю, падай или тоже прыгай, в сторону.

— Отпусти меня, — сказал Степка. — Ведь меня будут искать, подумают бог знает что...

— Эх! — вздохнул Алешка. — А мне одному плыть? Я еще не знаю, видны ли огни деревни. Если нет, заблудиться можно, уплыву в Турцию...

— А ты по звездам, — посоветовал Степка. — Выбери звезду по курсу и плыви.

— Перепутаю, — ответил Алешка, поглядев в звездное небо. — Они все для меня на одно лицо. Да и не поговорил я еще с тобой.

— Давай поговорим. Может, луна взойдет... Горизонт будто светлеет. Лучше бы ты со мной вернулся...

— А что скажем?

— Придумаем что-нибудь. Поедим там...

— Да, поесть не мешало бы, — Алешка сел, похлопал ладонью по песку, приглашая Степку сесть. — Ну, что ты там делал? — спросил он, когда Степка сел рядом. Чем занимался?

— Ничего не делал, — ответил Степка, думая о том, что если Алешка не отпустит его по-доброму, он все равно удерет, ведь Лена осталась на острове одна. — Ничего я там не делал, — сказал он, вставая. — И отвяжись от меня!

Алешка дернул Степку за ногу и тот шлепнулся на песок.

— Не гоношись, — предупредил Алешка. — Я с тобой по-хорошему разговариваю, а ты ерепенишься.

— Не поплыву я с тобой. Лучше утону, а не поплыву, — заговорил сквозь зубы Степка, весь дрожа. В эту минуту он ненавидел Алешку так, как только вообще мог ненавидеть — люто, смертельно.

— Понял, — сказал Алешка и замолчал. Ему больше не хотелось удерживать около себя Степку, но еще больше не хотелось оставаться одному. Домой он доберется и без Степки — ночь тут не помеха. Только дело не в этом. Алешке хотелось на остров к Лене. Не было в этом ничего странного. И совсем не удивительным было то, что Алешка вздохнул. Даже напротив, — он не мог не вздохнуть. Своим дурацким поступком — тем, что прочел письмо Лены, — он, если говорить о родных, даже Петюнчика обидел. Кузьма Петрович, конечно, его презирает. Степка ненавидит. Лена пока ничего не знает про письмо, ждет Колю Ивановича и совсем не думает о нем, об Алешке. И когда узнает — Алешка, наверное, вообще перестанет для нее существовать. Вдобавок он еще зачем-то Кочергу подстрелил... Попробуй тут не вздохнуть.

Степка скатал рубашку и брюки, перевязал их ремнем, надел мокрые туфли. Алешка не мешал, будто не видел, чем тот занимается, к чему готовится. Пусть идет, думалось Алешке, пусть пожалуется на него Лене и Кузьме Петровичу: дескать Алешка мял меня, валял в песке, утащил на другой остров, съездил локтем по скуле, а я не мог ничего поделать, потому что слабенький, хиленький, драться не умею...

Степка решил, что если Алешка еще раз попробует схватить его, он будет драться до последних сил. С этой мыслью он встал и пошел к протоке.

— Подожди! — крикнул Алешка, когда Степка был уже шагах в двадцати от него. — Сказать что-то хочу! Пальцем не трону, честное слово.

— Ну? — остановился Степка.

— Если я поплыву с тобой, что мы скажем Кузьме Петровичу?

— Я не хочу, чтоб ты плыл со мной, — ответил Степка.

Такого ответа Алешка не ожидал. Обиделся на Степку, подумал, что за такой ответ следовало бы проучить его еще разок, но честное слово есть честное слово, сказал же, что пальцем не тронет.

— Ну и катись! Сам что-нибудь придумаю, — толкнул он Степку в плечо. — Тоже голова есть на плечах. Катись!

Это означало, что Алешка поплывет следом за Степкой. Не сразу, конечно, а погодя, через полчаса, скажем, или через час, когда придумает, что сказать Кузьме Петровичу.

Разумеется, Степка мог бы сказать Алешке, что Кузьмы Петровича на острове нет, что он уплыл к Желтому мысу и вернется не скоро. Но с какой стати он должен был ему об этом говорить? Пусть ломает свою глупую голову.

Степка продел левую руку под ремень, которым была связана одежда, и вошел в воду. О том, что брюки и рубашка намокнут, он уже не беспокоился — они и без того были мокрыми по Алешкиной милости.

— Не утони! — крикнул Алешка. — Стрелку видишь?

«Нет», — хотел ответить Степка, но Алешке, наверное, и без того было ясно, что он ничего не видит — остров Старой Цапли растворился в темноте. И хотя вода была теплой, у Степки по спине поползли мурашки, когда он подумал, что может не попасть на остров. — Не утону, — ответил Степка, не оборачиваясь, — не беспокойся, — и услышал за спиной плеск воды — это Алешка чапал к нему.

— Вдвоем веселей, — сказал Алешка. — Я могу подумать и на том берегу. Да и на воде можно думать...