Мальчуган

Сосэки Нацумэ

– Ну как, хватит с тебя? – осведомился «Дикообраз». – Мало, так еще всыплю!

Но «Красная рубашка» взмолился:

– Хватит!…

– А тебе как? Тоже довольно? – спросил я Нода.

– Конечно, довольно!… – ответил тот.

– Оба вы негодяи, поэтому вас и покарало небо! – объявил им «Дикообраз». –

После такого урока будьте впредь осмотрительнее! Сколько бы вы ни оправдывались, справедливость свое возьмет.

Оба молчали. И действительно бесполезно было что-нибудь говорить.

– Я не собираюсь ни бежать, ни прятаться, – продолжал «Дикообраз», – сегодня до пяти часов вечера я буду в гостинице «Минатоя». Если угодно, можете присылать полицейского или кого хотите.

И я сказал:

– Я тоже не сбегу и не хочу прятаться. Я буду там же, где Хотта. Можете жаловаться в полицию сколько угодно.

И мы вдвоем быстро ушли.

Когда я вернулся домой, было уже около семи часов. Я сейчас же начал укладывать вещи.

– Что это вы делаете? – с удивлением спросила хозяйка.

– Я еду в Токио, бабушка, и вернусь оттуда вместе с женой, – ответил я, расплатился с ней и сразу же отправился к поезду.

Когда я доехал до побережья и пришел в гостиницу «Минатоя», «Дикообраз» спал в своей комнате во втором этаже. «Немедленно напишу в школу заявление об уходе», – решил я, но не знал, как это делается, и написал так: «По личным обстоятельствам я покидаю школу и воз-вращаюсь в Токио. Прошу на это вашего согласия». Письмо адресовал на имя директора и отослал по почте. Пароход отходил в шесть часов вечера. И «Дикооб-раз» и я очень устали и поэтому спали крепко, а когда проснулись, было уже два часа дня.

– Полицейский не приходил? – спросил я служанку.

– Нет, не приходил, – ответила она.

Значит,

«и «Красная рубашка», ни Нода жаловаться не ходили! И мы оба громко расхохотались.

Вечером я и «Дикообраз» распрощались с этим грязным городишкой.

Чем дальше пароход отходил от берега, тем легче становилось у меня на душе. От Кобэ до Токио было прямое сообщение, и когда я прибыл на вокзал Симбаси, мне казалось, что я, наконец, вышел из тюрьмы на свободу.

С «Дикообразом» мы тут же на вокзале расстались, и с тех пор нам так и не пришлось больше встретиться.

Остается рассказать о Киё.

Приехав в Токио, я не пошел искать себе комнату, а прямо, как был, с чемоданом в руке, влетел к Киё:

– Киё! Это я!

– Ох, мальчуган! Как хорошо, что ты уж вернулся!… – И слезы закапали из ее глаз.

Я тоже был ужасно рад.

– Больше я в провинцию не поеду, – сказал я, – останусь здесь, в Токио, и мы вместе с Киё обзаведемся своим домом.

Вскоре по рекомендации одного лица я устроился техником на городскую железную дорогу. Жалованья я получал двадцать пять иен в месяц, а за квартиру платил шесть иен. И хотя у нашего дома не было шикарного подъезда, Киё была очень довольна. Но, к несчастью, в феврале этого же года она заболела воспалением легких и умерла. За день до смерти она подозвала меня и сказала:

– Мальчуган, очень прошу тебя, когда я умру, похорони меня в своем семейном храме. Тогда в могиле я буду спокойно и радостно ожидать, когда придет мой мальчуган…

Вот почему могила Киё находится в Кобината, в храме Егэндзи.