Мальчуган
Шрифт:
Кое-как я довел до конца свой первый урок. Хорошо еще, что никто не прицепился с каким-нибудь каверзным вопросом. Вернулся в учительскую. «Дикообраз» поинтересовался:
– Ну, как?
Я коротко ответил:
– Ничего.
И он как будто успокоился.
Но когда с мелком в руке я вышел из учительской на второй урок, у меня было такое ощущение, будто я вступаю на неприятельскую территорию.
На этот раз вся группа состояла из ребят куда более взрослых, чем на первом уроке. Сам я, как и большинство эдокко, был худенький и маленького роста, так что, хоть на кафедру влезь, все равно внушительного вида иметь не будешь. В драке я еще бы себя показал, а тут попробуй-ка – одним только языком держи в страхе сорок таких рослых парней, сидящих перед тобой!
– Учитель!
«Ну вот, началось!» – подумал я. И спросил:
– В чем дело?
– Вы слишком быстро говорите, не понять. Помедленнее бы! Извините уж!… – сказал он.«Помедленнее бы. Извините уж…» – слова-то какие корявые.
– Слишком быстро? Ладно, буду говорить помедленнее. Только я эдокко и не употребляю таких выражений, как вы. Непонятно? Что ж, подождем, со временем поймете.
В таком духе, но все же лучше, чем я ожидал, прошел второй урок. И только в самом конце, когда я уже собирался уходить из класса, один из них обратился ко мне с просьбой:
– Пожалуйста, объясните вот…
И он прижал меня таким сложным вопросом по геометрии, что у меня холодный пот выступил. Что было делать?
– Непонятно что-то, в следующий раз объясню… – пробормотал я и поспешно ретировался под насмешливые возгласы учеников.
Среди общих восклицаний выделялся голос: «Не может, не может!» Олух! Ну, не могу объяснить, хоть и учитель! Не могу, так не могу, что ж тут удивительного? Человек, который все это знает, разве поехал бы на сорок иен в этакую глушь?» – думал я, возвращаясь в учительскую.
– А на этот раз как? – снова опросил «Дикообраз».
– Ничего, – буркнул я, но потом не удержался и добавил: – В этой школе ученики, видно, бестолковые!
При этом «Дикообраз» как-то странно посмотрел на меня.
И третий урок, и четвертый, и занятия во второй половине дня прошли в том же духе. Во всех классах, где побывал я в мой первый школьный день, я неизменно терпел неудачу. «Не так-то легко быть учителем, как это кажется со стороны», – думал я.
Мои занятия в общем закончились, но я еще не мог уйти домой и в одиночестве дожидался трех часов: в три часа, сказали, классные дежурные придут доложить об уборке помещений, и мне надлежит осмотреть классы; затем я должен буду проверить список присутствовавших на занятиях и только тогда могу быть свободным. Как бы человек ни запродал себя за месячное жалованье, но по какому закону привязывают его, как на веревке, к школе и заставляют играть вдвоем со столом в «кто кого переглядит» до тех пор, пока можно будет уйти?… «Однако остальные все безропотно подчиняются здешнему распо-рядку, – размышлял я, – только я один, новичок, недоволен. Так не годится». И я решил взять себя в руки.
На обратном пути из школы я пожаловался «Дикооб-разу»:
– Подумай, нелепость какая – заставили понапрасну сидеть в школе до четвертого часа!
– Ну да? – засмеялся «Дикообраз», но потом серьезно добавил: – Послушай-ка, ты слишком много ругаешь школу! Смотри, если ругать, так уж давай только при мне, а то, знаешь, люди ведь есть всякие… – сказал он, как будто предостерегая меня.
На углу мы с ним разошлись, и расспросить подробно обо всем не было времени.
Когда я пришел домой, явился хозяин.
– Заварю-ка чайку! – сказал он.
«Раз говорит «заварю», значит угостить хочет», – подумал я. Но хозяин без стеснения заварил мой чай и стал пить сам. По всему было видно, что и без меня он не раз практиковал это «заварю-ка чайку!»
Хозяин, по его словам, любил книги, картины и антикварные вещи и якобы поэтому в конце концов стал потихоньку торговать ими.
– Вы вот тоже, судя по вашему виду, изволите обладать весьма утонченным вкусом, – однажды заявил он, после чего обратился ко мне с совершенно нелепым предложением: – -Не начать ли и вам ради удовольствия понемножку тоже заниматься этим? Как вы думаете, а?
Два года тому назад, когда я по одному поручению зашел в отель «Тэйкоку», меня там по ошибке приняли за слесаря, – было такое дело. Когда, повязав голову платком, я осматривал статую Будды в Камакура [13] , то какой-то рикша назвал меня старшиной, – и это было. Не мало, было в прошлом и других случаев, когда меня принимали не за того. Но чтобы кто-нибудь сказал, что я обладаю весьма утонченным вкусом, – такого еще не бывало! Да это вообще сразу поймешь по одежде и по всему моему виду. Посмотрите хотя бы на картинах: там человек с изысканным вкусом обязательно с капюшоном на голове или с листками бумаги для стихов. Всерьез сказать такое обо мне мог только изрядный жулик! – А по-моему, это противное занятие, – сказал я. – Вроде как отмахнуться от всего и уйти на покой, бездельничать.
[13] Огромная полая статуя Будды, которую осматривают не только снаружи, но и изнутри, где имеется специальная лесенка.
– Хе-хе-хе! – засмеялся хозяин. – Сначала-то оно, верно, никому не нравится, но уж если займешься, то не разлюбишь, – сказал он и, опять налив себе чаю, стал пить, как-то странно придерживая чашку.
Собственно говоря, я сам накануне вечером попросил его купить чаю, но такой горький, как этот, мне не нравился. Выпьешь чашку – и в животе делается нехорошо. Я заметил хозяину, чтобы он впредь не покупал горький чай.
– Слушаюсь, – ответил хозяин и нацедил себе еще чашку: чай-то чужой, вот и пьет сколько влезет!
Наконец, он откланялся, и я, подготовившись к завтрашним занятиям, сразу же лег спать.
И вот началось: изо дня в день я ходил в школу и занимался там по распорядку, и изо дня в день, как только я возвращался домой, появлялся хозяин и говорил: «Заварю-ка чайку!» Через неделю я уже знал, что творилось в школе, и достаточно познакомился с хозяйской четой.
Я стал присматриваться к другим преподавателям. Оказалось, с тех пор как они подержали в руках приказ о моем назначении, в течение недели, а то и месяца, их очень беспокоило, какое у меня сложилось о них мнение – хорошее или плохое? Меня же мысли о моей репутации ничуть не тревожили. Случалось, что в классе я допускал какой-нибудь промах и на какой-то момент становилось скверно на душе, но проходило полчаса, и это ощущение исчезало бесследно. Такой уж я человек: может, и хотел бы, да не могу долго волноваться. Как ученики воспринимают мои ошибки в классе, как на это реагируют директор и старший преподаватель – на все мне было ровным счетом наплевать. Я не был слишком самоуверенным человеком, но характер у меня был такой, что я иной раз мог поступить и очень энергично. Я решил, что, если эта школа мне не подойдет, я сразу же уйду куда-нибудь в другое место, и поэтому нисколько не боялся ни «Барсука», ни «Красной рубашки». Тем более я не заботился о том, чтобы угождать каким-то мальчишкам в классе или подлизываться к ним.
Школа меня устраивала, но вот о квартире этого нельзябыло сказать. Если бы хозяин приходил только чай пить, это еще можно было бы терпеть, но он приносил с собой разные вещи. То, что он показал мне в первый раз, по всей вероятности были заготовки для личных печатей [14] , хозяин разложил передо мной их штук десять и предложил:
– Покупайте. Три иены за все, недорого.
– Что я, какой-нибудь бродячий художник, что ли? – возразил я. – Мне эти вещи ни к чему!
[14] Личные печати имеют в Японии широкое распространение. Личная печать художника на его картине обязательна.