Маленькая частная война
Шрифт:
Шум мгновенно стих, когда она вошла, только одна женщина, видимо, пострадавшая, продолжала негромко всхлипывать. Телефоны звонили, но на них перестали обращать внимание.
Ева знала, что ее одежда выпачкана в крови, знала, что каждый из копов в «загоне» видит эту кровь и думает о том, откуда она взялась.
— Детективы Оуэн Найт и Джеймс Престон погибли при исполнении служебного долга сегодня вечером приблизительно в двадцать пятнадцать. Они были убиты на работе. У детектива Найта остались родители и сестра. У детектива Престона остались жена, трехлетний
Женщина кивнула в ответ:
— Да, лейтенант. Вы можете рассказать нам о состоянии дел?
— Мы полагаем, что сегодняшние события связаны с убийствами в доме Свишеров. Пять гражданских лиц, двое из них несовершеннолетние, были убиты. Престону и Найту, так же как и всем нам, было поручено служить гражданам Нью-Йорка, защищать их, заботиться об их безопасности. И мы раскроем это дело. Ради тех, чья жизнь была отнята, ради членов семей, потерявших кормильца. Мы найдем убийц, которые отняли жизнь у двух наших товарищей. Мы найдем их и арестуем.
Ева выдержала паузу, но никто ничего не сказал.
— Пока мы их не арестуем, любые просьбы о личном времени, об отпусках и больничных листах будут решаться мной или дежурным старшим офицером. Вы все будете работать над этим делом наряду с вашими текущими делами. Рапорты подавать ежедневно. Никаких исключений. При заступлении на смену являться на инструктаж и получение задания. Мы загоним их и выкурим из норы. У меня все.
Пока Ева шла к своему кабинету, она не услышала ни одной жалобы на дополнительную нагрузку. Войдя, она закрыла за собой дверь, взяла себе чашку кофе и просто села за стол. К этому времени представитель полицейского департамента и консультант-психолог уже известили семьи убитых. Слава богу, она была избавлена хотя бы от этого. Но она знала, что ей придется поговорить с родственниками во время мемориальной службы. Придется найти какие-то слова.
Ей больше всего хотелось сказать такие слова: «Мы взяли ублюдков, которые это сделали. Тех, кто оставил вас вдовой, убил вашего сына, вашего брата. Тех, кто оставил тебя без отца».
Ева потерла переносицу, встала и прикрепила к доске фотографии с места убийства. Потом она снова села и начала писать рапорт.
Ни одна из других конспиративных квартир не пострадала. «Вы их не тронули, — подумала Ева, — потому что знали: вашей мишени там нет. Вы это поняли, когда обнаружили двух вооруженных полицейских, охраняющих пустой дом».
Их убийство стало своего рода посланием. Вовсе не обязательно было убивать поверженных, обездвиженных копов, но они пришли с твердым намерением убить. Для них это было частью миссии. Убрать всех, кто есть в доме. Еще одна зачистка.
Но в чем состоит послание? Зачем добавлять в общую заваруху еще и убийство полицейских и навлекать на свою голову все силы нью-йоркской полиции? Да потому, что вы думаете, будто вы лучше всех: умнее, проворнее, лучше экипированы. И вы уже знаете, что мы установили связь. Вы знаете, что девочка
«Я бы не рисковала, — подумала Ева. — Нет, будь я на вашем месте, я не стала бы оставлять висящую ниточку, когда все было так тщательно подготовлено. Дело не сделано, и это немного обидно. Какая-то сопливая девчонка ускользает прямо из-под носа».
Итак, они гордятся своей работой. Они чертовски хорошо делают свое дело, а значит, гордятся собой. Ева откинулась на спинку кресла, размяла усталые плечи. Но миссия не была завершена и не будет завершена, пока Никси Свишер не умрет.
— Что же вы будете делать дальше? — вслух спросила Ева. — Что вы предпримете?
Послышался резкий стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, в кабинет влетела Пибоди:
— Вы меня не вызвали! Я обо всем узнала из новостей по телевизору!
— Ты понадобишься мне завтра. Свежая и отдохнувшая.
— Чушь!
Ева осталась сидеть на месте, но в ее крови что-то тихо загудело.
— Переступаете черту, детектив.
— Я ваша напарница. Это и мое дело тоже. Я знала этих парней.
— Я также твой лейтенант, и тебе придется следить за собой, пока не влепили в личное дело выговор за нарушение субординации.
— К черту мое личное дело! И вас тоже к черту, если вы думаете, что оно меня колышет!
Ева медленно поднялась с кресла. Пибоди воинственно выпятила вперед подбородок, у нее на скулах заиграли желваки. Она шагнула вперед, сжав кулаки.
— Хотите подраться, детектив? Вы и замахнуться не успеете, как окажетесь с расквашенным носом.
— Возможно.
За то время, что они работали вместе, Ева видела Пибоди разозленной, обиженной, подавленной и готовой рычать. Но она никогда не видела всего этого разом, в смеси, доведенной до кипения. Надо было что-то решать, и быстро. Врезать — или отступить.
Но Ева решила не делать ни того ни другого. Ее взгляд остался тверд, она стояла на изготовку.
— Ты такая красивая, когда сердишься. Пибоди заморгала:
— Даллас…
— Такая горячая, аж с дымком. Если бы я увлекалась девочками, прыгнула бы на тебя прямо сейчас.
Подбородок у Пибоди задрожал, на губах появилась невольная улыбка. Кризис миновал как по волшебству.
— Я тебя не вызвала по вышеупомянутым причинам. Но была и еще одна. Вот она.
Ее рука, сжатая в кулак, выстрелила вперед, как праща, и врезалась в ребра Пибоди.
Дыхание со свистом вырвалось у Пибоди изо рта, кровь отхлынула от ее лица, оно позеленело.
— Это слишком подло. Даже для вас.
— Зато наглядно. Ты еще не восстановилась на все сто. Пока не отлежишься, ты мне не нужна. — Ева подошла к мини-холодильнику и взяла бутылку воды, пока Пибоди пыталась отдышаться, привалившись к ее письменному столу. — Мало мне забот, так я должна еще и о тебе беспокоиться? Не хочу смотреть, как ты мучаешься.
— Какое признание! Это почти искупает удар по ребрам.