Маленькая частная война
Шрифт:
— Мне известно, что у вас намечен брифинг. Он подождет. Мне также стало известно, что художник вызван для работы с потенциальным свидетелем.
— Я думаю, это надежный источник, майор. Я затребовала детектива Янси. Я еще не составила рапорт по результатам допроса.
Он принял у нее чашку кофе.
— Я видел детектива Пибоди, поэтому суть мне известна. Я буду присутствовать на вашем брифинге и на этот раз хочу получить полную информацию. Но сначала нам нужно обсудить кое-что еще.
Когда он закрыл дверь ее кабинета, Ева невольно
— Присядьте, лейтенант.
Она села на стул для посетителей, предоставив ему чуть более прочное кресло за своим столом. Но он не сел, так и остался стоять с чашкой кофе в руке.
— Тяжело терять людей. Тяжела сама мысль о том, что твои приказы заставляют людей рисковать жизнью. — Уитни взглянул на доску. На ней уже появились фотографии двух полицейских. — Но нам с вами уже случалось терять людей.
— Да, сэр.
— И все же привыкнуть к этому невозможно. С каждым расставаться тяжело. Легче самому выполнять приказы, чем отдавать их. И все-таки вам придется нести это бремя и не задавать себе вопросов о том, нельзя ли было что-то сделать иначе. Вы исполнили свой долг, Даллас, как и ваши люди исполнили свой. Возможно, нам еще предстоят новые потери в преследовании мерзавцев, которые это сделали. Но вы обязаны без колебаний отдавать приказы, делать свое дело, не пытаясь предвосхитить негативный результат.
— Я уже справилась с этим, сэр. Уитни покачал головой:
— Вы только начали. Это опять вас настигнет, как только вы остановитесь, как только покинете рабочее помещение и окажетесь дома. Уж я-то знаю. Это вернется, и вам опять придется с этим справляться. Если вам будет трудно, обратитесь к Мире или к одному из консультантов департамента.
— Я сама справлюсь, сэр. Ни один офицер в этом отделе и во всем департаменте не сможет мне доверять, если я не справлюсь. В конце концов, я знала, что мне придется с этим столкнуться, когда согласилась на производство в лейтенанты. Я понимаю, что мне еще не раз придется видеть лица моих людей на этой доске.
— Вас давно следует произвести в капитаны, — сказал Уитни. Ева ничего не ответила, и он нахмурился. — Вам известно, что существуют причины, в основном политического характера, по которым вам еще не предложили сдать экзамен на капитанское звание?
— Эти причины мне известны, сэр, я их принимаю.
— Всех причин вы не знаете. Я мог бы это протолкнуть, нажать на шефа, нажать на все кнопки.
— Я не хочу, чтобы ради меня нажимали на кнопки. Тут Уитни позволил себе улыбнуться.
— Кнопки на то и созданы, чтобы на них нажимать. Но я не хочу… пока не хочу, Даллас. Я еще не готов перебросить одного из своих лучших оперативников на сидячую работу. Да и вы еще к ней не готовы.
— Нет, сэр, не готова.
— Ну, когда будете готовы, мы оба это поймем. Хороший кофе, — сказал он, отпивая еще глоток. — Увидимся в конференц-зале.
12
Рорк
Жизнь — чертовски странная игра.
А с другой стороны, любая игра — это все-таки игра, отсюда отчасти и удовольствие. Загадка, которую надо разгадать, используя факты, улики и интуицию.
«Мы составляем отличную команду, я и мой коп», — думал Рорк, наливая себе бренди, перед тем как приняться за работу.
Она была прирожденным полицейским, он — прирожденным правонарушителем. В последнее время он, конечно, отошел от дел — в уголовном смысле, — но инстинкты никуда не делись.
Ему случалось убивать. Жестоко, хладнокровно, кроваво. Он знал, что это такое — отнять жизнь, знал, что может толкнуть одного человека на убийство другого. И она смирилась с этим, его жаждущая справедливости Ева, она приняла его таким. Может, и не простила, но приняла. Даже поняла, и это само по себе было чудом.
Но даже в худшие свои годы он никогда не убивал невиновных. Никогда не убивал детей. Хотя понимал, как это бывает. И Ева понимала. Они оба знали, что зло существует, процветает и жиреет. Оно упивается своей властью над слабыми и беззащитными.
Рорк ясно видел себя: грязную рубашку, расквашенный нос, упрямые, дерзкие глаза. Он стоял на высоком крыльце той вонючей дыры, где они когда-то жили в Дублине. А перед ним стоял его отец — высокий, крепкий мужчина по имени Патрик Рорк. Он слишком много выпил и нетвердо держался на ногах.
— Думаешь, тебе это так сойдет — пара вшивых тощих бумажников? И это весь твой улов? За целый день? Давай сюда остальное, гаденыш!
Рорк помнил, как поднимается нога в сапоге, от которой он обычно успевал уклониться. Но в тот раз он оказался недостаточно проворен. Он и сейчас почувствовал то же, что тогда: головокружительное ощущение падения. И он тогда уже знал, что падение окажется неудачным. Вскрикнул ли он? Странно, вот этого он не помнил. Может быть, вскрикнул в шоке, выругался в ярости или просто покатился вниз, пересчитывая костями ступени?
Но вот что он точно помнил, так это злорадный пьяный гогот отца, который слышал, пока катился вниз по лестнице. И сколько лет ему тогда было? Пять? Шесть? Какая разница?
И потом, черт возьми, он же и впрямь утаивал деньги! Он считал синяки и порезы справедливой платой за десять фунтов, которые тогда заначил.
Никси никогда не спихивал сапогом с крыльца пьяный ублюдок, по чистой случайности оказавшийся с ней в родстве. Но теперь она тоже знает, что на свете есть зло и жестокость. Бедная малышка!