Шрифт:
Сюрприз
Как-то я красил стены в комнате. Несносно гудели машины, и я закрыл окно, устав от шума. На улице было морозно и свежо, в комнате – жарко и душно. Я очень выдохся и пошёл отдохнуть на кухню. Вечерело.
В дверь позвонили. Я никого не ждал и был в достаточной степени удивлён. За дверью, вот так замечательный сюрприз – Дарвин!
– О! Чарльз Робертович, здравствуйте, дорогой мой! Заходите, пожалуйста! Какими же судьбами?
Дарвин улыбнулся своими седыми бородой и усами, снял соболиную
– Здравствуй, дружок, здравствуй. Проездом из экспедиции еду, вот, гостинец привёз тебе.
Дарвин протянул мне небольшую авоську с продуктами.
– Да, тут уж и сыры итальянские, да ничего же себе, их сейчас и не достать вовсе! Спасибо, Чарльз Робертович. Не разувайтесь, у меня ремонт идёт, пойдёмте на кухню уже… ради бога! – мы с Дарвином переглянулись, замолкли, потом заржали, как прусские кони.
Прошли на кухню, Дарвин сел за стол. Я поставил греться чайник. Такой гость, ну, сейчас пойдёт беседа!
– Чарльз Робертович, рассказывайте!
В этот раз он ехал из Арктики, хотел самолётом из Мурманска до Москвы, но билетов не было, пришлось тридцать шесть часов поездом колесить.
– Это кто там пришёл? – из комнаты раздался голос тестя.
– Дарвин! – крикнул я. В ответ послышался звук, не имеющий средств для письменного отображения в русском языке, что-то среднее между «а» и «я». Очень протяжный, очень хитрый и, в своём намерении, очень неприятный.
– Это тесть, ремонт помогает делать… вроде как.
Дарвин понимающе улыбнулся, мол: «Ничего, всё понимаю, сам был с обеих сторон». Тесть зашаркал на кухню.
– Товарищ натуралист приехал, здрасьте!
Дарвин встал, я представил его отцу супруги. Чайник вскипел, я заварил чай. Меж тем, мой гость продолжал рассказывать о своём путешествии. Я предложил тестю чая, он отказался, но решил перебить занимательную речь великого учёного:
– Это ж ты сказал, что мы от обезьянки-то произошли, да?
– Помилуйте, я такого никогда не говорил. Обезьяноподобный предок – это вовсе не современная обезьяна.
– А, ну, да. Да. Конечно.
Дарвин заговорил дальше, сделав вид, что ничего не произошло. Тесть поднялся и пошёл к кухонной столешнице. За моей спиной громко плюхал пакетик с чаем, оттуда же, как бы невзначай, раздалось:
– А, вот, я уже семьдесят лет живу, а пока не видел, чтоб обезьянка-то в человека превратилась.
Дарвин начал терять терпение, проехав в поезде тридцать шесть часов, ему вовсе было не до споров с вредным стариком:
– Вы поймите, семьдесят лет для эволюции – это ничто, тем более для таких сложных видов. И я ещё раз говорю, мы не от обезьяны произошли, а от общего предка, он может и не похож был на современную обезьяну. Неужто, в советских школах этого не преподавали?
– Да как ты смеешь так о советском образовании говорить, паскуда?! Я тебе сейчас покажу происхождение видов! Проститутка из британской академии наук! – Дарвин не выдержал и начал боксовать тестя: левой в подбородок и тут же короткий боковой по печени – сразу видно, англичанин – знает бокс.
– Прекратите это безумие, вы что, краски нанюхались?! – я полез разнимать драку, и тут на меня снизошло – я же не женат!
Феодальная жизнь
Как-то я служил лендлордом. Очень мне это нравилось, потому что я любил феодалить крестьян. И замок мне мой тоже очень нравился, так же как лошадь и доспехи. Василич, мой главный феодальный слуга, обычно, чистил мне этот доспех до такой блескоты, что у поварихи Софьи голова заболевала, пока она несла суп в обеденный зал, от солнечных зайцев. Но, говоря о зайцах, охотиться я не любил, но очень любил рыбалку.
Как-то раз я взял свою удочку, червей, Василича и пошёл на сельский пруд, ловить бычка. Всё катилось к вечеру и всё моросило. Никого на пруду не было, что мне было радостно, так как все крестьяне были в полях, на уборочных работах. В другое время, я бы, вместо рыбалки, поехал крестьян по полю погонять, но, в такую погоду, грех было не порыбачить. Спустившись по песчаному оврагу к берегу пруда, я стал осматривать деревню на другой стороне. Похрюкивали свиньи, шипели гуси, дома серели на фоне серого неба. Пока я разминался и высматривал место в пруду, где порыбнее, Василич снаряжал удило.
– Ваше милордейшество! Червяк разбежался.
Это что за глупость, подумал я, чтобы червяк разбежался? Он же ползает. Я заглянул в червярный сундук. И правда, ни одного червя не осталось. Ну что делать, Василичу рыбы теперь не достанется целую неделю, будет знать, как с феодальной собственностью безалаберничать.
– Экий ты, Василич, растеряха. Пойдем червя добывать.
Василич осмотрел берег вокруг себя, почесал блох в голове.
– Пойдёмте где поземлише, тут, в песке, червя не сыскать.
– Эх, никакой рыбалки из-за тебя нет, Василич!
Мы двинулись по песчаному берегу в сторону деревни. Местные свиньи почуяли незнакомцев и притаились. Дойдя до свиного загона, я остановился напротив одной пороси. Он смотрел мне в глаза. Никому на моей земле не дозволено смотреть мне в глаза, тем более так нагло, сбоку. Но было в этом юном храбреце что-то такое, что заставило меня уважать его. Подрастет, станет оруженосцем. А потом мы его съедим.
– Ну, вот, здесь и покопать можно, только лопаты нет.
Василич снова почесал блох. Я бы предложил ему копать руками, но я понимал, как важен прогресс для блага государства и не мог дозволить своим подданным обратиться к старым, глупым методам ведения хозяйства. Я наказал Василичу раздобыть лопату в соседнем доме – так как земля моя, крестьяне мои, то инструмент этих крестьян (по наивысшему праву) мой. Через пару минут Василич явился со старой, испачканной в земле и каких-то баребухах, лопатой.
– Копай, Василич, пока рыба не заснула!
Снова почесал блох: