Маленькая хозяйка большой кухни
Шрифт:
– Почему вы не снимаете перчатки? – вырвалось у меня.
– По-моему, вам надо отдохнуть, Фанни, - сказал он.
Теперь голос герцога звучал мягко, но в имени «Фанни» мне почудился намёк. Такой же, как когда волшебница назвала меня этим именем.
– Спокойной ночи, - пробормотала я, ощупью прошла вдоль стенки, и поднялась на свой этаж так быстро, как это можно было сделать в темноте.
Только закрыв дверь в комнату, которую мне здесь отвели, и набросив крючок в металлическую петельку, заперевшись на ночь, я перевела дух и наморщила лоб,
В этом доме – злое колдовство? Но вряд ли оно возникло из-за меня или угрожает именно мне… Значит, главная опасность – для де Морвиля и его тётушки? Слуг точно никто не станет изводить колдовством… И ещё – муха… Не о мухе ли на портрете шла речь?.. Не доверять мухе… Какая нелепица… Как можно не доверять нарисованной мухе?..
И что, скажите на милость, припрятано в сундучке у герцога?..
Всё-таки, волшебница знала, что говорила.
До самого утра мне снился этот проклятый сундучок. Во сне я открывала его крышку снова и снова и каждый раз видела что-то новое – то клубок шипящих змей, то драгоценные камни, которые превращались в мух, то отрубленную руку, и каждый раз просыпалась в холодном поту, а потом долго сидела на постели, подтянув к груди колени и обняв их, и боялась засыпать.
Едва рассвело, я вскочила, умылась холодной водой и оделась, а потом побежала в кухню. Мимо гостевой комнаты я прошла на цыпочках, вздрагивая всякий раз, когда скрипели ступеньки, но госпожа волшебница изволила сладко почивать, и не появилась, чему я была ужасно рада.
Слуги ещё не проснулись, и огонь в печи ещё никто не разжигал.
Стараясь не слишком шуметь, я достала из шкафа глубокую чашку и ступку, нашла на полках коробку с овсом, а из корзины взяла пару яиц.
Растерев овсяные зёрна, я пересыпала получившуюся муку в чашку, взбила яйца и перемешала с мукой, а потом добавила немного воды и сливок, чтобы получилось жидкое тесто. Оставив его расстаиваться, я похозяйничала в холодной кладовой и принесла солёного лосося и сливочное масло – жёлтое, как желток.
Я успела отрезать несколько ломтиков жирного рыбного мяса, истекавшего янтарным жиром, когда в кухню зашла Дорис, на ходу завязывая фартук. Увидев меня, она остановилась, как вкопанная и захлопала глазами.
– Доброе утро! – бодро поприветствовала я её. – Как вам спалось?
– Доброе утро, - пробормотала она, продолжая стоять столбом. – Благодарю, всё хорошо… А что вы здесь делаете так рано?
– Как - что? – удивилась я. – Готовлю. Леди д`Абето желает испробовать новое меню, которое я ей предложила. Это – блюдо, которое я хочу подать ей на завтрак.
– Жареного лосося? – ещё больше изумилась Дорис. – Но на завтрак мы собирались подать баранину с репой во фритюре. А если вы хотите подать рыбу, то лучше подать копчёную макрель. Леди предпочитает макрель, а из лосося мы делаем клёцки или суфле…
– Никакой баранины и никакой макрели, - сказала я строго. – Это просто безумие – кормить уважаемую леди с утра такой тяжёлой пищей. И лосося ни в коем случае нельзя жарить. Я собираюсь подать его сырым.
– Сырым?! – поразилась кухарка. – Леди не станет есть сырую рыбу… Как можно есть сырую рыбу?!.
– Можно есть с большой пользой, - невозмутимо произнесла я. – Поручите растопить печь, пожалуйста. Я сделала бы это сама, но не умею.
Вид у Дорис был ошарашенный, но больше она не спорила. Появились Мойра, Прил и молчаливая Сара, позёвывавшая в кулак, загорелся огонь в печи и в камине, загремели чашки и прочая кухонная утварь, и дом словно ожил – задышав, шумно потягиваясь и наполнившись деловитой суетой.
Это мне нравилось гораздо больше чопорной тишины, и слова волшебницы о том, что здесь притаилось чёрное колдовство, казались теперь всего лишь страшной сказкой.
Какое тут может быть колдовство, когда в окно задувает свежий ветер, напоенный запахом спелых яблок, и огонь весело потрескивает, прыгая по поленьям, а на дереве перед окном расположился Сэр Пух, вольготно развалившись на широкой ветке.
Когда печь разгорелась, я поставила на огонь сковороду, бросила на неё кусочек масла, а когда масло растаяло – вылила тесто, на поверхности которого уже появились маленькие пузырьки.
– Леди любит белый хлеб, - глубокомысленно заметила Дорис, наблюдая за мной. – Вы сделали лепешку из овса? Такое она точно есть не будет. Овёс мы готовим только для слуг…
– И очень зря, - я внимательно следила, когда лепёшка поджарится с одной стороны, а потом перевернула её и бросила ещё один кусочек сливочного масла, чтобы тесто напиталось и стало мягким и нежным.
Пара минут – и я выложила на плоское фарфоровое блюдо румяную яично-овсяную лепёшку, а поверх неё расположила ломтики лосося, свернув их в виде цветка.
– Красиво? – похвалилась я.
– Красиво, - признала Дорис, - но…
– Заварите чай, - попросила я, - и дайте мне самый лучший поднос и салфетки.
– Э-э… - протянула кухарка, - мы достаём лучшую посуду только по особым случаям…
– Давайте устроим особый случай для нашей хозяйки, - сказала я, поворачивая блюдо и так, и эдак, проверяя, чтобы всё было идеально.
– Пусть всё будет не просто красиво, а очень красиво. Пусть особые случаи будут на каждую трапезу. Это часть моего плана.
Дорис только покачала головой, но вытащила из сундука круглый серебряный поднос и белоснежные льняные салфетки.
– Прикажете отнести это для леди? – спросила она.
– Лучше сама отнесу, - ответила я, взяв поднос, и только потом сообразила, что кухарка сказала «прикажете».
Кто прикажу – я?..
Меня ведь назначили помощницей кухарки, а не хозяйкой кухни. Надо ли мне объясниться по этому поводу? Сказать Дорис, что не могу никому приказывать...
Нет, лучше сделать вид, что я ничего не заметила. И тогда никто этого не заметит.
Я замешкалась всего на пару секунд, а когда повернулась к выходу, увидела на пороге герцога де Морвиля.
На нём была простая чёрная куртка, а на плече висело ружьё.