Маленькая ложь Бога
Шрифт:
— Конечно, нет.
— Правда?
— Правда. Я рад бы быть филантропом, но всему есть предел. Любовь к убийцам и педофилам — ну уж нет.
— Ах так… Ну ладно…
— Ты вроде бы удивлен, или я ошибаюсь?
— Удивлен, и даже очень. Зная тебя, твою способность сострадать, твое умение прощать, давать людям второй шанс…
— Второй шанс в отвлеченном смысле — конечно, все имеют право ошибаться! Я и сам мог бы сбить кого-нибудь на улице и стать причиной его смерти. Но я переживал бы это как трагедию, этот груз давил бы на меня всю оставшуюся жизнь… А он…
— Ты до сих пор так и не понял, что… Нет, извини,
— Успокой меня, скажи: ты понимаешь причину этой нервозности или нет?
— Да, конечно. Ты думаешь об Алисе.
— Именно! Я только о ней и думаю…
— Тогда я попытаюсь представить тебе все с другой точки зрения. Если бы человек, который ее задавил, не сел бы в тот вечер пьяным за руль, она не погибла бы, так?
— Со всеми этими «если» ты просто не дал бы этому случиться…
— А ты знаешь, почему этот человек надрался в тот вечер?
— Потому что его никто не любил — ты это хочешь сказать? Если бы тогда нашелся какой-нибудь более понятливый, чем я, мертвец, он подарил бы ему сферу любви и жизнь этого типа изменилась бы? Он сидел бы дома, весь счастливый, в кругу семьи, а не надирался бы в одиночку в баре? Хочешь, чтобы я поверил в этот «эффект бабочки»?
— Ладно, оставим эти аргументы…
— Ты сказал, чтобы я подумал. Я подумал.
— Да, правда, я вижу. Тогда предложу тебе последнее: посмотрим просто, на кого падет выбор Сферы, и понаблюдаем немного за этим человеком. Хочешь?
— Поверь, ты зря теряешь время.
— Ну, ты-то не слишком загружен, правда? Ну же, это тебя ни к чему не обязывает…
— Ну, если тебе так хочется… К тому же это позволит нам прогуляться на землю вдвоем!
На его лице мелькает довольная усмешка, но, поняв, что я ее заметил, он тут же прячет ее.
Если он воображает, что я передумаю…
Он протягивает руку ладонью кверху, и на ней появляется ярко-красная сфера любви; медленно-медленно шарик плывет к реке, а мы идем за ним, беседуя.
— Знаешь, большинство умерших отказываются от Второй Власти…
— Ах вот как?
— Да. Они считают, что было бы слишком несправедливо подарить Любовь негодяю, потому что у каждого среди родных и близких есть кто-то, кто пострадал от этих людей. Некоторые из умерших думают даже, что плохим людям стоило бы позволить самоуничтожиться.
— И возможно, они не так уж неправы!
— Увидим…
Сфера погружается в волны, я ложусь на берегу, и мы с Богом отправляемся вслед за этим шариком, который, судя по тому, как он припустил, похоже, уже выбрал цель.
Мы останавливаемся над не известным мне городом (надо сказать, что я никогда не был любителем географии, все из-за тех субботних уроков, конечно), кажется, довольно крупным, пролетаем над большим парком, и тут шарик вдруг замедляет полет, застывает над головой какого-то молодого человека, ярко вспыхивает несколько раз и исчезает.
— Это он?
— Да, это Избранник Сферы.
Парню на вид лет тридцать, не больше. Довольно высокий стройный брюнет. Он быстро шагает по окраине парка, засунув руки в карманы потертой кожаной куртки:
— Так что, этот тип — подонок? А так и не скажешь. Выглядит совсем нормальным.
— Может, это оттого, что он еще не стал им…
— То есть?
— Существуют две возможности: либо этот человек уже совершил непоправимое и будет, без всякого сомнения, совершать еще и еще; либо это у него еще впереди, в более или менее близком будущем.
— И какое из этого следует заключение?
— Никакого. Это просто информация, и все.
Внезапно человек ускоряет шаг; затем пускается бегом. Навстречу ему идут двое прохожих, он толкает одного на ходу и устремляется к пожилой даме, медленно идущей в нескольких метрах впереди него.
— Ты хочешь сказать, что он…
Я не успеваю докончить фразу, как парень вырывает из рук дамы сумочку с такой силой, что та с треском падает на сухие ветки; она громко кричит и инстинктивно изо всех сил вцепляется в сумочку. Парень дергает, протаскивает старушку несколько метров по земле, снова дергает что есть силы, и дама наконец выпускает сумочку из рук. Он пускается наутек и через полсотни метров сворачивает в парк, пряча сумочку под курткой, за спиной у него все еще слышны жалобные крики старушки.
— И ты ждешь от меня, что я отдам любовь этому типу? После того, что он сделал?
— Надеюсь.
— Да, я могу ему дать — по морде! Ты видел, в каком состоянии он оставил старушку? Я уверен, что у нее сломана рука или нога!
— Да, действительно, боюсь, что так.
— Если ты хотел меня убедить, тебе это не удалось…
Парень сел на скамейку на берегу центрального пруда, где несколько малышей смотрят на резвящихся уток. Он оглядывается по сторонам, убеждается, что никто вокруг — а это главным образом матери или няни с детишками — не обращает на него внимания, вынимает из-за пазухи сумочку, кладет себе на колени и начинает лихорадочно в ней рыться. Достает большой пакет мятных леденцов, швыряет его на скамейку рядом с собой, потом древний мобильник, такой же старый, как и его владелица; парень все больше нервничает — сумочка небольшая, в ней уже мало что может оставаться: он вытаскивает хлопчатобумажный носовой платок с вышитой голубой монограммой, футляр для очков и наконец находит то, что его интересует, — кошелек. Дрожащими руками он открывает отделение за отделением, чтобы не упустить ничего из их содержимого. Он извлекает оттуда пачку дисконтных карточек, два бумажных листка со списком покупок, четыре пожелтевшие фотографии каких-то младенцев и… несколько монеток. Ни бумажных денег, ни банковской карты, ничего. Он выкладывает монетки одну за другой на ладонь: их четырнадцать. Четырнадцать монет, из которых одиннадцать — сантимы. Он сжимает свою жалкую добычу в кулаке и начинает дрожать мелкой дрожью. Потом зашвыривает сумку в кусты и разражается рыданиями.
Бог говорит мне:
— Его зовут Энтони, ему двадцать шесть лет.
— Всего? А на вид гораздо больше, можно подумать, что ему… как мне!
— К сожалению, ты прав…
Потом тихим голосом, едва шевеля губами, добавляет — как будто сообщает страшный диагноз:
— Героин.
— У него что, ломка? Он потому так плохо выглядит?
— Да. Он подсел на жесткие наркотики пять лет назад. Тем не менее он славный малый. Пара неудачных знакомств, слабый характер — этого достаточно, чтобы все покатилось в тартарары. Ему никак не выбраться из этого.