Маленькая победоносная война
Шрифт:
Джаред вспомнил парней на смотровой: "танцуй, детка", "прогнись поглубже". Нет уж, он тоже не согласен подпускать этих бармаглотов к Лу.
Тонкие руки опустились на плечи Лизы, обвили ее шею. Перегнувшись через спинку дивана, Лу поцеловала мать в щеку.
– Спокойной ночи, мама. Пока, Джаред.
Лиза и Джаред смотрели вслед удаляющемуся голубому платью. Когда стеклянные двери, ведущие из гостиной в сад, бесшумно сомкнулись, Джаред сказал:
– Не беспокойтесь, Лиза. Я присмотрю за Лу. А...
– Хочешь спросить что-то еще?
– А кто такой Александр?
–
– Удивилась мать Лу.
– Александр Морган, мой отец.
– Александр А. Морган?
– Ну да, тот самый, - Элизабет пожала плечами.
Словно быть дочерью или внучкой Александра Моргана, которого даже друзья звали не иначе, как Аллигатором, было самым простым и естественным делом. И Лиза еще беспокоится за свою дочь? Если это тот самый Морган, о котором слышал Джаред, то вокруг Лу уже должен стоять частокол, а на самых остро заточенных бревнах торчать головы ее незадачливых поклонников. Как же все это не вязалось с образом худенькой девочки в джинсовом комбинезоне и широкой рубашке с закатанными до локтей рукавами.
*
– Александр, ты забываешься.
– Глория бросила вилку и нож в тарелку.
– Не заставляй меня жалеть, что я приняла твое приглашение.
Бабушка выглядела разъяренной и действительно была готова уйти. Лу взбодрилась и начала срочно шарить ногой под столом в поисках туфли. Сейчас она уже не могла сказать, что ненавидит больше - воскресные ужины у Александра или туфли на высоком каблуке.
А ведь все начиналось не так уж и плохо. Глория прислала за Лу свой олдтаймер (22), поездка в котором сама по себе была праздником. Да что там говорить, просто прикоснуться к кремовой коже его сиденья или красному дереву обшивки уже считалось наслаждением. Затем шофер вернулся за Глорией, и, так как в их распоряжении оказалось свободных минут сорок, за свою покладистость Лу была вознаграждена допуском к бабушкиной коллекции.
– Это мне вернули с выставки в Мюнхене. Мой первый коллар.
Глория на кончиках пальцев подняла с черной бархатной подушечки широкое колье в виде ошейника, составленного из розовых жемчужин. Он сужался от основания шеи к подбородку за счет уменьшения размера бусин.
– А вот мой любимый матинэ.
Жемчуг, теперь серый со сливовым оттенком мог бы выглядеть слишком чопорным, если бы не две эмалевые фигурки белоснежных лебедей. Глория нежно погладила их пальцем.
– Узнаешь?
– Конечно.
Знаменитый логотип, украшавший флаконы с духами и задний карман элегантнейших в мире джинсов. Лу так ни разу и не надела их. Бабушка взяла с нее самую страшную клятву, что эти джинсы внучка будет носить только с туфлями на каблуке и никогда, даже под страхом смерти не подвернет и не наденет с ботинками или лоферами.
– Но ты наденешь вот это. Повернись-ка. Не туго?
Шею Лу охватила неширокая бархатная лента, над ямочкой между ключицами задрожало серебряное сердечко.
– Бархотку вела в моду королева, но в мое время ее носили все больше мидинетки. Очаровательные и веселые дочери Парижа.
– "Добродетельные по расчету, бережливые по инстинкту и веселые по природе"?
– Замечательно, дорогая. Продолжай в том же духе. Если ты будешь так же шутить с дедом, то продлишь ему жизнь минимум на месяц.
Ожидания Глории не оправдались. В гостиной особняка Морганов их уже поджидало семейство Генри Моргана V в полном составе: сам нудный Генри V, его не менее нудная жена (не помню ее имени, говорила Глория, это которая из техасских Хантов) и двадцатидвухлетние сыновья Джон и Генри VI - великовозрастные обалдуи, которых Лу про себя продолжала звать их детскими кличками Упс и Вупи (23).
То ли Александр сам был раздражен визитом сына, то ли изначально пребывал не в настроении, но после черепахового супа сразу взял быка за рога:
– Глория, я отправил вам с Лу приглашения на банкет "Фонда Моргана". Надеюсь видеть вас там. Обеих, - подчеркнул он.
– Напомни, дорогой, это какая уже по счету твоя попытка?
– Глория была твердым орешком.
– Надеюсь, последняя.
Споры о посещении Лу общественных мероприятий велись уже больше полугода. Глория упорно отбивала все посягательства Александра, Линда, его пятая жена, дипломатично отмалчивалась, Лу смотрела в тарелку, братья-балбесы с интересом следили за ссорой, подталкивая друг друга локтями при особо агрессивных выпадах сторон.
– Глория, позволь напомнить тебе, что у нашей семьи есть обязательства перед обществом.
– Александр, в эти обязательства не входит выдача детей на растерзание таблоидам. Лу имеет право на приватность. Она имеет право доучиться в школе и поступить в колледж. Она имеет право спокойно выходить за ворота своего дома, не прячась от папарацци.
– Ну, дорогая, здесь против нее работает уже репутация Вандербильтов. Три последних представительницы вашей семьи дали столько возможностей заработать этим самым папарацци, что новое их поколение имеет право рассчитывать на свою долю сплетен и скандалов.
– Ты сам знаешь, что половина тех скандалов была просто высосана из пальца.
– Конечно. Поэтому я считаю, что девочке не следует прятаться. Она уже вполне способна достойно представлять семью перед обществом. И, кроме того, ей уже пора знакомиться с людьми, среди которых пройдет ее дальнейшая жизнь.
От этих слов Лу передернуло настолько явственно, что Глория отложила салфетку и протянув руку, сжала пальцы девушки в ладони.
– То есть, ты уже прикидываешь, за кого бы спихнуть ее замуж? Старый ты сводник!
– Не горячись, дорогая, - Александру внезапно надоело играть измученного недугом старика, и он ощерился двумя рядами белоснежных керамических зубов. Или четырьмя, Лу уже казалось, что в глазах у нее двоится.
– Я предлагаю разумный план. Лу будет время от времени появляться на общественных мероприятиях, я познакомлю ее с молодыми людьми из хороших семей...
Это кто здесь молодые люди из хороших семей, усмехнулась про себя Лу. Упс с Вупи? Или те придурки, с которыми их месяц назад забрали в полицию? Или начинающий карьерист Джеймс Грант, весь вечер старательно поддакивавший деду ("да, сэр", "разумеется, сэр"), а затем вызвавшийся отвезти Лу домой на своей машине. Он не заметил ее у ворот гаража, когда с покрасневшим от злости лицом кричал в трубку: