Маленькая польза

Батчер Джим

– Есть кое-что, чем я не поделился с тобой, – парировал я. – Есть многое, чем я ни с кем не поделился. В этом нет ничего нового.

– Я знаю, что это не так, – сказал он.

– Тогда почему? – Часть огня исчезла из моего голоса, и я чувствовал себя как наполовину сдутый воздушный шар. – Ты знаешь меня в течение многих лет, парень. Мы столько раз прикрывали друг друга. Почему ты сомневаешься во мне теперь?

– Из-за тени Ласкиэли, – сказал Майкл спокойно. – Поскольку, пока она находится в тебе, она соблазняет

тебя. И чем дольше она там остается, тем больше она набирает способностей сделать это.

– Я отдал отцу Фортхиллу монету, – сказал я. – Я полагал, что сказал все.

Майкл скривился.

– Тень может показать тебе, как вызвать монету. Это случалось прежде. Именно поэтому мы так боимся касаться их.

– Это закончено, Майкл. Нет больше никакой тени.

Майкл покачал головой, его глаза были заполнены кое-чем, в точности похожим на жалость.

– Так не бывает, Гарри.

Огонь вернулся. Вот чего я не хотел и в чем никогда не нуждался, – так это жалость. Я всегда сам выбирал, что мне делать, жил своей собственной жизнью, и даже если мой выбор не всегда был самым умным, не очень о многом из них я сожалел.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Поскольку за две тысячи лет, никто не смог избавиться от тени Павшего – кроме, как или принимая демона полностью, поднимая монету, или раскаявшись и отказавшись от этого. И ты утверждаешь, что не взял монету.

– Правильно, – сказал я.

– Тогда по любому тень все еще там, – сказал Майкл, – все еще скручивает твои мысли. Все еще шепчет тебе. Или ты лжешь мне и уже принял монету. Это – единственные варианты.

С минуту я смотрел на него. Потом сказал,

– Адские колокола. А я думал, что это у волшебников монополия на высокомерие.

Он заморгал.

– Или ты в самом деле ждешь, что я поверю, что Церковь зарегистрировала каждый отдельный случай любого, поднявшего любую из проклятых монет. На все, что сделали тени Падших со всеми соблазненными, взяты доказательства. Сделаны копии. Черт, материалы заверены нотариально. Особенно учитывая, ты сам говорил мне, что все время Никодимус всеми силами старался, чтобы разрушить отчеты Церкви и архивы.

Майкл немного отодвинулся. И нахмурился.

– Это – то, чего они хотят, Майкл. Они хотят, чтобы мы вцепились друг другу в горло. Они хотят, чтобы мы друг другу не доверяли. – Я покачал головой. – И сейчас не время помогать им.

Майкл сложил руки, рассматривая меня.

– Это, возможно, сделало что-то с твоим разумом, – сказал Майкл спокойно. – И ты не мог бы управлять собой, Гарри.

Я глубоко вздохнул.

– Это … возможно, – допустил я. – Вообще, разум может быть подвергнут воздействию. Но если это воздействие достаточно большое, это повреждает мозг, и очень сильно. Чем больше сделано изменений, тем больше ум приходит в беспорядок.

– Примерно, как моя

дочь сделала со своими друзьями, – сказал Майкл. – Я знаю.

– То есть, должны быть признаки, – сказал я. – Если знаешь человека достаточно хорошо, то почти всегда есть признаки. Он действует по-другому. Я действовал по-другому? Я внезапно сошел с ума при тебе?

Он выгнул бровь.

– Больше, чем обычно, – поправился я.

Он покачал головой.

– Нет.

– Тогда есть довольно хорошая вероятность, что никто не влезал мне в башку, – сказал я. – Помимо того, это не такая вещь, которая может случиться с каждым, и как волшебник уровня Белого Совета, я уверяю тебя, что со мной ничего такого не случилось.

На мгновение было похоже, что он хочет говорить, но он промолчал.

– Что возвращает нас к единственной реальной проблеме, – сказал я. – Ты думаешь, что я перешел к ним? Ты думаешь, что я мог сделать такую вещь, после всего, что я видел?

Мой друг вздохнул.

– Нет, Гарри.

Я подошел к нему и положил руку ему на плечо. – Тогда доверяй мне немного больше. Помоги мне немного больше.

Он посмотрел мне в глаза.

– Хорошо, – прошептал он, – если ты ответишь мне на один вопрос.

Я, нахмурившись, поглядел на него и наклонил голову.

– Хорошо.

Он глубоко вздохнул и осторожно заговорил.

– Гарри, – сказал он спокойно, – что случилось с твоим жезлом?

В течение секунды вопрос не имел никакого смысла. Слова казались шумом, вроде того, что издают младенцы прежде, чем они начинают говорить. Особенно последняя часть предложения.

– Я… извини, – сказал я. – что ты сказал?

– Где, – сказал он мягко, – твой жезл?

На сей раз я услышал слово.

Боль нанесла удар мне в голову, топориками для льда, погружающимися в оба виска. Я вздрогнул и скрючился от боли. Жезл. Знакомое слово. Я боролся, чтобы вызвать изображение того, что связано с этим словом, но ничего не мог найти. Я знал, что у меня в памяти что-то связано с этим словом, но пытался и я не мог вытащить, что именно. Это походило на форму, покрытую каким-то тяжелым непромокаемым брезентом. Я знал, что объект был ниже, но не мог добраться до него.

– Я не…, я не… – я начал дышать быстрее. Боль усиливалась.

Кто-то побывал в моей голове.

Кто-то побывал в моей голове.

О, Боже.

Должно быть, в какой-то момент я упал, потому что холодный пол мастерской оказался под моей щекой, когда я почувствовал, что широкая, грубая от работы рука Майкла мягко накрыла мой лоб.

– Отец, – бормотал он кротко и совершенно не драматично. – Отец, пожалуйста, помоги моему другу. Отец света, прогони тьму, которую он видит. Отец правды, обнажи ложь. Отец милосердия, ослабь его боль. Отец любви, соблюди сердце этого хорошего человека. Аминь.