Маленькая принцесса
Шрифт:
— Сара! — закричала в испуге Лотти. — Мамочка Сара!
Она пришла в ужас от чердака — такого пустого, ни на что не похожего, страшного! Сотни ступенек отделяли его от знакомого Лотти мира.
Услышав голос Лотти, Сара обернулась. Настала ее очередь испугаться. Что делать? Если Лотти заплачет и кто-нибудь ее услышит, им несдобровать. Она соскочила со стола и подбежала к Лотти.
— Только не кричи и не плачь, — попросила она. — А не то мне достанется, а меня и так весь день ругали. Тут… тут не так уж и плохо, Лотти.
— Разве? — удивилась Лотти и, прикусив губу, оглянулась.
Конечно,
— А почему? — тихо спросила она.
Сара обняла ее и попыталась засмеяться. Как приятно прикоснуться к теплому детскому тельцу! День выдался тяжелый, и слезы так и жгли Саре глаза.
— Здесь можно увидеть много такого, чего не увидишь внизу, — ответила Сара.
— А что? — тут же спросила Лотти.
Сара умела пробудить любопытство в ком угодно, даже в старших воспитанницах.
— Здесь трубы… из них идет в небо дым — клубами или колечками… И воробьи прыгают и чирикают, словно болтают друг с другом, совсем как люди… А из окон других чердаков в любую минуту может кто-нибудь выглянуть, и тогда интересно будет гадать, кто это. И мы тут так высоко — словно в другом мире!
— Ах, Сара, я хочу посмотреть! — воскликнула Лотти. — Подними меня!
Сара подсадила ее и сама залезла на стол; облокотись о край окна, проделанного в покатой крыше, они выглянули в него.
Тем, кто никогда этого не делал, трудно представить себе, какой необычный мир открывается глазу. По обе стороны крытая черепицей крыша покато спускалась к водосточным трубам. Воробьи, чувствовавшие себя здесь как дома, бесстрашно прыгали, чирикая, по крыше. На ближайшей трубе сидели два воробья и гневно спорили друг с другом; наконец один клюнул другого и прогнал с трубы. Соседнее слуховое окно было закрыто — дом рядом пустовал.
— Жаль, что там никто не живет, — сказала Сара. — Это так близко, что, если бы на том чердаке жила девочка, мы могли бы с ней переговариваться и даже лазать друг к другу, если б только не боялись упасть.
С чердака небо казалось настолько ближе, что Лотти пришла в восторг. А то, что происходило внизу, если глядеть из слухового окна меж высящихся на крыше труб, казалось почти нереальным. Не верилось, что на свете существует мисс Минчин, мисс Амелия и классная комната. Стук колес на площади доносился сюда словно с другой планеты.
— Ах, Сара! — воскликнула Лотти, прижимаясь к обнимавшей ее руке. — Мне нравится твой чердак — честное слово, нравится! Здесь лучше, чем внизу!
— Погляди на воробышка, — шепнула Сара. — Жаль, что у меня нет для него крошек.
— А у меня есть! — взвизгнула Лотти. — У меня в кармане кусочек булочки. Я ее вчера за пенни купила — еще немного осталось!
Они принялись бросать крошки, но воробей вспорхнул и, отлетев, уселся на ближайшую трубу. Он явно не привык к дружескому участию — неожиданное приношение его спугнуло. Лотти замерла, а Сара тихонько почирикала — совсем как воробей! — и тогда воробей понял, что ему предлагали угощение и что бояться нечего. Склонив головку набок, он глянул блестящими
— Он слетит? Слетит? — шепнула она.
— Судя по глазам, да, — отвечала Сара тоже шепотом. — Он размышляет, можно ли на это решиться. Да, он решился! Смотри, слетает!
Воробей слетел с трубы и запрыгал к крошкам, но вдруг остановился несколько поодаль и снова склонил набок головку, словно размышляя. А вдруг Сара и Лотти — огромные кошки, возьмут и бросятся на него? Наконец сердце ему подсказало, что они не так страшны, как кажутся, и он подпрыгнул, клюнул самую большую крошку, схватил и упорхнул с ней за трубу.
— Теперь он знает, — сказала Сара. — И вернется за остальными.
Воробей и вправду вернулся, и даже с дружком, а дружок улетел и вернулся с родственничком, и все вместе они принялись радостно клевать, чирикать, щебетать, пищать, время от времени останавливаясь, чтобы, склонив головки набок, изучать Лотти и Сару.
Лотти так веселилась, что совсем забыла первое неприятное впечатление от Сариного жилища. Когда же Сара спустила ее на пол, она сумела указать ей на многие другие достоинства своей комнатушки, о которых и сама раньше не подозревала.
— Знаешь, эта комнатка такая маленькая и так высоко над землей, что похожа на гнездо на дереве. А покатый потолок очень забавный! Погляди-ка, если стать вон там у стены, тут нельзя даже выпрямиться как следует. А когда занимается заря, я могу лежать в постели и через это окошко в крыше смотреть прямо в небо. Оно словно квадратик света в темноте. Если день солнечный, то по небу плывут маленькие розовые облачка, и мне кажется, что я могу их коснуться рукой. Если же идет дождь, капли так и стучат по стеклу, словно хотят сообщить что-то хорошее. А ночью, если небо звездное, можно лежать и считать, сколько звездочек в этом квадратике. Ты и не представляешь, Лотти, как их там много! А посмотри-ка на эту ржавую решетку перед камином в углу. Если б ее отчистить и развести в камине огонь, как это было бы чудесно! Видишь, на самом деле это очень красивая комнатка!
Описывая все достоинства своей комнатушки и заставляя себя в них верить, Сара ходила по ней, держа Лотти за руку. Лотти в них тоже верила — она всегда верила тому, что говорила Сара.
— Вот здесь, — продолжала Сара, — можно положить синий индийский ковер, такой пушистый и мягкий, а в том углу можно поставить мягкий диванчик с подушками, где будет так приятно прикорнуть. Над ним — повесить полку с книгами, чтобы можно было дотянуться, не вставая. Перед камином можно бросить какую-нибудь шкуру, а стены оклеить обоями и развесить на них картины. Конечно, маленькие, — большие здесь не поместятся, но маленькие тоже бывают красивые! Вот здесь можно поставить лампу с розовым абажуром, а посреди комнаты стол с чашками и всем, что надо для чая, а над огнем повесить круглый медный чайник, он бы шипел и свистел. Ну и кровать, конечно, будет другая — мягкая, с дивным шелковым покрывалом, — не кровать, а просто прелесть! И, может быть, нам удастся подружиться с воробьями и так их приручить, что они станут прилетать и стучаться в окно, чтобы мы их впустили.