Маленькая желтая лампа
Шрифт:
– Тогда между Богом и человеком лежит пропасть? – спросил Арсений и сразу понял, что слова его лишь обычный трюизм.
– Конечно. Пропасть лежит между даже одним человеком и другим. Между камнем и деревом, между крысой и фениксом. В невозможности их произвольного перехода и одновременного соединения заключается то, что люди называют красотой. Или формой. Самое чудесное на свете – это бездна, ибо нет у нее дна. Это не тавтология, прошу прощения, а именно бездна – без дна, потому что иначе невозможно определить. Зато можно бесконечно смотреть, ужасаться и восхищаться тому, что никогда не будет в твоей власти и неисчерпаемо. По-другому сказать, бездна и есть Бог.
– А человек конечен и потому ему нужна
– Безусловно, нужна. Но здесь беда. Закон человеку дается свыше, и Закон этот идеал. Иначе какой же это Закон? Между ним и каждой взятой личностью тоже незаполнимая пропасть без дна. Зато через нее существуют два моста. Один – смиренное понимание, второй – интуитивное прощение. Выбирает – кто что захочет. Но можно не выбирать. И тогда пропасть не перейти. Человек и Закон остаются по разные стороны, превращаясь в чудовищ, потому что только так они существуют раздельно. Это слишком часто происходит, почти всегда.
– Вы очень правильно сейчас сказали. И мне поэтому необходимо идти, – сообщил Арсений магистру, но спохватился, слишком невежливо вышло. – То есть необходимо в принципе, а так я готов составить вам компанию сколько угодно долго.
– Не нужно. Я дал понять уже, что пришел немного ради вашего общества и чтобы доставить облегчение. Если мое посещение достигло цели, вы увидите: нам теперь возможно расстаться. Скажите только, не было ли у вас намерения сообщить мне кое-что еще? – доктор Го Цянь задал свой вопрос без обычной любезной улыбки, как бы желая подчеркнуть значимость последних своих слов.
– Было. Такое намерение. Но сейчас оно прошло. И я собрался в путь по мосту смиренного понимания. Хотя, может, не слишком смиренного, может, активно-деятельного, не знаю еще. Вы представляете, о чем я говорю? – Арсений тем временем встал со своего места подле сеньора Рамона и стягивал с плеч халат.
– Я представляю. Но имейте на виду. Смиренное вовсе не означает, будто нужно сложить руки и ждать. Надо лишь помнить о бездне под ногами и ступать непременно по мосту. Со всяким шагом идти дальше и дальше, – напутствовал Арсения магистр. – Я побуду еще небольшое время подле моего милого мальчика, не очень хочется спать. Если отставить биологический возраст, в ментальном смысле я уже давно старик. А старикам не прелестен сон.
– Тогда спокойного вам бодрствования, – попрощался с магистром Арсений и направился к выходу из медицинского блока. – Таймер сработает в половине восьмого. Я подойду к этому сроку, чтобы сеньор Рамон не натворил при пробуждении глупостей и опять себе чего-нибудь не сломал.
– Это разумно, – согласился доктор Го. – И вам спокойной ночи. Только скажите еще одно – ваше намерение касалось к господину Галеону Антонию? Не удивляйтесь, я догадался. Иначе вы не стали бы действительно переживать. С милым Рамоном все в относительном порядке, из-за господина комиссара вы бы не побеспокоились, по вашему выражению «пропади он совсем!». И я помню ваши тайные волнения о существовании загадки господина Галеона. Вам, кажется, удалось вытащить дракона за хвост? И каковым он показался при дневном свете?
– Весьма неприглядным на вид. Впрочем, вы некогда меня предупреждали о чем-то подобном. Да ведь дракона-то я не тащил, он, так сказать, восстал из вод по собственной инициативе, будто Левиафан какой! Правда, не подозревая, что его явлению есть свидетель. Но при ином рассмотрении все мы далеки от идеала, особенно от того, который навоображали себе сами.
– Тогда успеха вам на мосту, – пожелал на прощание доктор Го.
Арсений теперь мог вернуться в свою каюту, право слово, ему слишком хотелось спать, и сейчас это было возможно. Даже несмотря на присутствие в соседней постели Галеона Антония, личность которого отныне и навечно он для себя и про себя сможет представлять только как Крипто. Потому что это данное секретное прозвище единственно выражало самое существо его соседа Гента, а вот имя Галеон Антоний не выражало как раз ничего. Просто дали его однажды при рождении, как некогда безвестный астроном присвоил порядковый номер комете Рамона. Которая тоже с сегодняшнего дня для Арсения раз и навсегда «комета Рамона», а не какой-то дурацкий цифровой ряд в реестровом перечне неорганизованных и бесхозных небесных тел.
К вящей досаде доктора Мадянова, до спальной каюты мирно дойти ему не случилось. Арсений едва успел миновать ближний коридор, ведущий к подъемнику на третий уровень, как его остановил тихий, но очень требовательный, с чуть заметной хрипотцой, голосок:
– Доктор Мадянов! А доктор Мадянов! – И Арсения потянули за рукав.
Тут уж в астрологический прогноз не заглядывай, и без того звездные пути исповедимы. Привычным этим способом его могла призывать одна лишь навигатор Тана.
– Это вы? Почему не спите? Я, как психолог, настоятельно рекомендую. Учитывая сегодняшние переживания, – Арсений все еще был на «вы» со строптивой девчонкой, хотя сие обращение скорее выходило определенного рода игрой, чем нарочным дистанционированием. Надо, чтобы Тана всегда имела в виду – для него она не маленький капризный ребенок, а равный и взрослый человек. Соответственно, с нее нужно и спрашивать.
– Как же, выспишься тут с вами. И вахта моя через тридцать две минуты по внутреннему отсчету. – Тана, как и любой из экипажа «Пересмешника», всегда четко обозначала время, хорошо еще, не до секунд. Впрочем, возможно, на дежурстве за рабочим пультом упоминались и секунды.
– Все равно, могли бы отдохнуть. А что вы делаете на втором уровне?.. Ах, да, – тут же вспомнил некоторые обстоятельства Арсений. – Сеньор Рамон, кстати, спит, подобный блаженному праведнику – ему бы понравилось сравнение. С ним доктор Го Цянь, тот уж бодрствует подле. Вы лучше приходите с утра, в смысле после вахты. Даю слово, ваш прекрасный звездочет сейчас не сможет никоим образом оценить значение визита.
– Подумаешь! Вовсе я не к нему шла, – нахмурилась Тана, да еще отвернулась и губы поджала.
Ну что он такого сказал? Согласно ее психотипу, наоборот, любое упоминание о предмете симпатий должно было вызвать долгий поток окольных расспросов и даже настойчивых требований, но уж никак не обиду. Странно. Но может, сыграла свою роль некоторая доля иронии, которую Арсений вложил в подтекст. Может, шуточный намек вышел неуместным. Может, для Таны хищноносый и доходяжно-тощий, как весенний грач, Эстремадура действительно «прекрасный звездочет».
– Если я ошибся, прошу меня извинить. – Что еще оставалось сказать Арсению? – Только куда же в таком случае вы шли? Не мое дело, конечно, но вдруг вам нужна помощь?
– Это вам нужна помощь! – нарочито грубо ответила ему Тана. – А еще лучше – стимуляторы мозговой активности! Туго соображать – ваша профессия?
«Хамите, барышня!» – хотел одернуть ее Мадянов, да вовремя сдержался. Тем более что буквально минуту назад решил идти по мосту смиренного понимания. Одна беда, ни черта он сейчас понять не мог. Какого лесничего он стоит в промежуточном гравитационном коридоре посреди ночи согласно корабельному расписанию, измотанный и затюканный донельзя, еще Крипто и доктор Го и смысл жизни, который никак не хочет устаканиться в несчастной его голове? Стоит и слушает, как его обзывает двадцатитрехлетняя девчонка, пусть даже и лучший навигатор-протектор КосмоСпеца? Молодые да ранние, теперь таких навалом. Все Конгрегация с ее программой «бесконечных биологических возможностей», будь она неладна. Вот и вырастают детишки-обормоты, с одного боку юные гении, а с другого поглядишь, тоска берет.