Маленькая женская хитрость
Шрифт:
Лиля выглядела, как всегда, превосходно. Короткое шелковое платье в ярких красных маках обтягивало ее объемный зад, на ногах были изящные сапожки на шпильках, колготки в мелкую сеточку подчеркивали крепкие красивые икры, рыжие кудрявые волосы блестели, миндалевидные темные глазки сверкали, запах духов четко ощущался на расстоянии в пару десятков метров.
Лилю Стручкову Аля любила еще меньше, чем ее папочку-профессора. Когда-то молоденькая выпускница геофака Алиса Невская поступила к профессору Стручкову в аспирантуру. Тот был мил и обходителен, мягок, задушевен и понятлив. Он улыбался и называл Алю «деточкой», балагурил и старательно демонстрировал распахнутую душу. У профессора всегда был для Али запас срочной работы, которую наивная девушка выполняла со всем возможным усердием. Она готовила чай, мыла кабинет, переводила статьи, бегала с бумажками на ксерокс, перепечатывала бесконечные профессорские труды, которые
«Сейчас я ему помогу, а потом он мне поможет», — думала Аля, старательно расставляя книжки в профессорском кабинете. Ее вера в справедливость была непоколебимой. Алю не настораживало даже то, что профессор иногда съедал ее бутерброды. Обнаружив на подоконнике пакетик с едой, Игорь Григорьевич разворачивал его и жадно впивался зубами в колбасу и хлеб, а потом жевал, глядя в окно своего кабинета, Аля же тем временем печатала, согнувшись в три погибели, и старалась не обращать внимания на аппетитный запах. «Что же он, не догадывается, что я тоже есть хочу?» — думала девушка, но гнала лезущие в голову мысли о возможной непорядочности руководителя прочь. Другим настораживающим сигналом для Али должна была стать Лиля, дочь Игоря Григорьевича, вовсю эксплуатировавшая образ легкомысленной глупышки. Лиля была девушкой-цветком, красивой и воздушной, прекрасные черные глаза которой периодически наполнялись слезами, а из груди несся тихий стон. Впрочем, известно, что прелестные дурочки обычно далеко не так глупы, как кажется, и в узком кругу хитрая Лиля вовсю демонстрировала зубки и практическую хватку. Дочь Игоря Григорьевича все старались обходить стороной. Для Али было большим сюрпризом узнать, что Лиля Игоревна Стручкова, оказывается, формально работает в институте, но на работу не ходит: все обязанности за нее выполняет Аля. Факты, как говорится, уже кололи глаза, и заваленная работой и голодная Аля все чаще сомневалась в чистоте души научного руководителя, когда грянул гром и пелена пала, обнажив неприглядную действительность.
Это произошло, когда наивной аспирантке потребовалось подписать у научного руководителя отчет по результатам года.
— Я занят! — капризно взвизгнул Игорь Григорьевич и закрылся в своем кабинете.
Аля покорно ждала в коридоре: без подписанного отчета ее из аспирантуры отчислили бы в течение трех дней. Любимый научный руководитель все не появлялся. Зато у Али во время этой вынужденной паузы появилась возможность хорошенько подумать. Так она внезапно осознала, что не приступила к написанию диссертации, что три года, щедро выделенные государством на повышение образовательного уровня и продвижение вперед отечественной науки, она, Аля, тратит на ублажение циничного и наглого шефа, который, как ей стало вдруг абсолютно ясно, и не собирался ей помогать в работе над диссертацией, а использует девушку в качестве бесплатного раба.
«Как нехорошо, — подумала Аля, глядя на внутренний дворик университета, засыпанный мусором и заставленный круглыми черными бочками, содержимое которых тускло и влажно блестело, отражая серый осенний свет, с трудом пробивавшийся через тонкую пелену облаков. — Ни стыда, ни совести у человека».
Человек, который действительно не подозревал ни о стыде, ни о совести, тем временем топтался с другой стороны двери, периодически заглядывая в замочную скважину, и ожидал, когда же назойливая аспирантка соизволит убраться. Наконец ожидание Игоря Григорьевича было вознаграждено — Аля пару раз зевнула и, громко стуча каблуками серой, невзрачной мышкой двинулась на выход. Стручков потер свои волосатые ручки, выждал для верности двадцать минут, взял зонтик, накинул на плечо сумку и вышел из кабинета вальяжной и уверенной походкой человека, который никуда не спешит и которому нечего бояться. Никто бы и не заподозрил, что полчаса назад уважаемый профессор стоял, оттопырив мясистый зад, у замочной скважины. Повернув за угол, Игорь Григорьевич обнаружил там Алю с отчетом наперевес. Скрипя зубами и сопя волосатыми ноздрями, научный руководитель поставил свою подпись.
После этого случая Аля перестала ходить в институт, хотя это смелое решение далось ей нелегко. Вместо этого девушка засела за расчеты и месяца через полтора положила на стол Игорю Григорьевичу толстый фолиант. Это была ее диссертация.
— Ах, как интересно, — заворковал Игорь Григорьевич, переворачивая листы. — Какая прелесть! Это вы все сами написали? И это посчитали? И даже это? Ах, как замечательно!
Аля молчала, погребенная под градом комплиментов. Впрочем, она хорошо понимала, что узнать истинное отношение Стручкова к кому-либо не представляется возможным, так как профессор всегда был сладким, как патока. Игорь Григорьевич положил диссертацию на край стола, лучезарно улыбнулся и всем своим видом показал,
Три месяца спустя диссертация все еще лежала там же, на углу стола. Аля была уверена, что любимый руководитель ее не читал. Но она ошиблась. Профессор не только прочитал диссертацию, но и сделал кое-какие выводы, и в один прекрасный день, сжимая в руках Алин труд, на защиту вышла Лиля, после чего погрузившаяся в депрессию и потерявшая аппетит Аля ушла из аспирантуры и устроилась работать ответственным редактором «Вестника географических наук». Кандидат наук Лилия Игоревна Стручкова, все так же активно эксплуатировавшая образ романтической героини, после защиты заняла в этом институте должность заместителя директора по научной работе. Когда девушки сталкивались в коридоре, они демонстративно смотрели в разные стороны, никогда не здоровались и упорно делали вид, что не подозревают о существовании друг друга. Но сегодня Лиля изменила своим привычкам.
— Где он? — строго спросила она, оглядывая кабинет. Ее прекрасные ноздри раздувались, как будто принюхивались.
— Кто? — тихим, интимным шепотом отозвалась Аля и взяла из коробки с рафинадом кусочек сахара. Кусочек плюхнулся в чашку и медленно погрузился на дно. — Вы кого-то потеряли, Лилия Игоревна?
— Я видела, как сюда забежал Тигринский! — уже менее уверенно сказала Лиля. — Он тебе что-то принес? Какие-то материалы?
— Лиля, у вас галлюцинации, — уверенно отрезала Аля, не предлагая Стручковой сесть и не замечая ее «тыкания». — Здесь его нет, он не приходил и ничего мне не приносил. Может, он к Полканавт пошел? Может, он ее любовник, а вы лезете в чужую личную жизнь.
Лицо Лили внезапно перекосилось от гнева. «Даже удивительно, как ей удается изображать на людях безобидную милочку», — подумала Аля, размешивая сахар. Пакетик прорвался, некоторые чаинки всплыли на поверхность, но большинство утонуло, и теперь они размокли и покрывали дно чашки толстым мохнатым слоем. Выругавшись сквозь зубы, Лиля вышла, дверь с грохотом захлопнулась. В углу послышалось сопение, и, с трудом протиснувшись мимо пальто, в облаке пыли появился Тигринский. Он тяжело плюхнулся на стул, выхватил чашку с чаем из-под самого Алиного носа и сделал два больших глотка. После этого аккуратно поставил чашку на место.
— Э-э-э-ттааа… — начал было он.
— Не стоит благодарности, — радушно отозвалась Аля. Допивать после Тигринского чай она не решилась.
— Н-н-ну, я пойду. А то вдруг она вернется, — проговорил приободрившийся аспирантик, пригладил торчащие соломенные вихры и пошел к выходу, почему-то стараясь двигаться как можно тише и не топать. Он аккуратно открыл дверь, несколько секунд всматривался в коридор, потом пошел, прижимаясь к стене и втянув голову в плечи. Аля стояла в дверях, следя за его передвижениями. Комната, располагавшаяся чуть дальше по коридору с той же стороны, что и ее кабинет, была по обыкновению открыта, из дверного проема падал яркий свет, за столом сидела Полканавт и печатала на машинке. Пальцы мелькали, клавиши громко клацали, лист бумаги медленно выползал из черных недр агрегата. Со шкафа, прямо над головой Эммы Никитичны, свисала плеть лианы с глянцевыми зелеными листьями. Лиана собиралась зацвести, бутон стал гораздо крупнее за последние сутки и обещал в ближайшие дни взорваться нежными сиреневыми лепестками. Эту лиану Полканавт сама выкопала много лет назад в экспедиции, посадила в горшок и с тех пор лелеяла, поливала, удобряла и вытирала пыль с плотных темно-зеленых листьев. Две ее соседки по комнате — Зульфия Рашидова, строгая, чопорная женщина неопределенного возраста между двадцатью пятью и сорока годами, со смуглыми восточными чертами лица и с темными кругами под глазами, всегда одетая в деловой костюм, и Марья Марковна, дама лет пятидесяти с мясистым красным носом и слишком ярким макияжем, — даже чихнуть боялись на это зеленое чудо флоры и фауны. На подоконнике, по левую руку от Эммы Никитичны, стояло еще около десятка разнообразных горшочков с комнатными растениями, которые Полканавт выращивала, утверждая, что они увлажняют воздух и веселят сердце. Тигринский, дошедший по стеночке до поворота, как крыса Чучундра, которая боялась выходить на середину, обернулся и подмигнул Але. Затем он опрометью выскочил на площадку и побежал вниз по лестнице.
— Па, — капризно тянула Лиля, развалившись на огромном кожаном диване, подарке одного бывшего докторанта, совмещавшего написание диссертации с торговлей мебелью, — я точно его видела. Он к Невской забежал.
Игорь Григорьевич стоял перед балконной дверью и задумчиво смотрел сквозь стекло. То, как повернулась история с Тигринским, ему совсем не нравилось. Врагов Стручков не боялся, их было много, профессор был непотопляем и булавочные уколы недоброжелателей его совершенно не волновали, но факт выноса информации за пределы связки «научный руководитель — аспирант» ему крайне не нравился.