Маленькие бродяги
Шрифт:
Под подписями шли слова: «ветка», «корабль», «пароход», «знамя» и названия шести или семи деревень.
— Она поймёт, почему мы это написали, не беспокойтесь! — заверил Франческо.
Он положил письмо в мешок.
— Завтра я попрошу какого-нибудь крестьянина написать адрес на конверте и отправить письмо маме.
Эту ночь Франческо не спал. Он лежал на мешке с заветным письмом, и ему казалось, что из него исходит какое-то особое тепло. Несколько раз он начинал дремать, но просыпался в страхе, что кто-нибудь украл письмо, и, чтобы успокоиться, открывал мешок…
На
СИНЬОРА ИЗ ФЕРРАРЫ
Вот что рассказывает Анна:
— …Как-то вечером в Ферраре мы пришли на соборную площадь. Франческо и Доменико весь день ходили одни. Я была с Альбиносом, он отобрал у меня все заработанные деньги.
Мальчики собрали немного больше ста лир. Они очень устали, но мы решили ещё походить немного, чтобы не слышать упрёков дяди Винченцо.
Доменико подошёл к какой-то синьоре, выходившей из подъезда.
Синьора посмотрела на нас, посмотрела на меня, и её как будто что-то поразило. Доменико молча показал синьоре обрубок своей руки. Так он делал всегда: за два месяца Доменико иначе не научился просить милостыню.
«Бедные ребятишки! — сказала синьора. И она снова открыла дверь, из которой только что вышла. — Зайдите-ка на минутку ко мне, я что-нибудь дам вам».
Доменико посмотрел на Франческо, Франческо на меня… Крестьяне иной раз приглашали нас к себе, но в городе такое с нами никогда не случалось. Я пошла первая, мальчики за мной. Синьора ввела нас в большой зал, такой красивый, что у нас даже дыхание захватило. Всюду стояли кресла и диваны, на полу был разостлан толстый, мягкий ковёр, на стене висели картины и фотографии.
На самой большой фотографии была снята девочка с большими красивыми глазами, чёрными волосами и доброй улыбкой. Что-то в её лице меня удивило: я смотрела на неё до тех пор, пока не почувствовала на плече руку синьоры.
«Она похожа на тебя, — сказала синьора. — Только она была немного постарше… Она училась музыке… Вот её пианино…»
Первый раз в жизни увидела я такой инструмент. Синьора подняла крышку, перед нами были клавиши, очень похожие на те, что в аккордеоне Альбиноса. Я не могла удержаться и надавила пальцем одну клавишу: раздался длинный, глубокий звук.
«Садитесь, дети… Сейчас я дам вам шоколад».
Мы были смущены и ничего не ответили, только тихо сели. А когда синьора вышла из гостиной, мы начали перешёптываться. Не помню, о чём мы говорили, но всё это казалось нам настоящим сном.
Синьора принесла нам шоколад и печенье и стала рассказывать об умершей дочке:
«Она умерла около двух лет назад. Она была хорошая и весёлая. В этом большом доме стало так пусто без неё…»
Синьора смотрела на нас грустно, но не плакала. А потом она начала даже рассказывать всякие забавные вещи, чтобы рассмешить нас. Мы не понимали даже половины того, о чём она говорила.
«Феи? — спрашивал Доменико, широко раскрывая глаза. — А
«Разве мама тебе никогда не рассказывала о них?»
И мне тоже никогда никто не рассказывал о феях. Кто нам мог рассказать?
Мы не знали, сколько времени были в этом доме. Франческо, посмотрев в окно, сказал, что уже поздно и нужно уходить.
Тогда синьора подошла к шкафу, полному книг, стала что-то перебирать и наконец достала много иллюстрированных журналов.
Мы ушли с целой кипой журналов.
«Приходите завтра, — сказала синьора, ласково глядя на нас. — Приходите обязательно!»
Прежде чем вернуться к дяде Винченцо, мы решили спрятать подарок синьоры. Но Доменико всё же оставил себе один журнал и засунул его под рубашку. Он прижимал его к себе всю ночь. Во сне он бормотал что-то о феях, и это нас всех очень смешило. Я и Франческо не спали, мы долго говорили о синьоре. Мы называли её просто «синьорой»: ведь она не сказала нам своего имени.
Альбинос, возвратившийся, как всегда, поздно, проходя мимо, толкнул меня ногой:
«Где это вы пропадали? Может быть, что-то скрываете, а? Глядите, я обязательно всё узнаю, со мной шутки плохи».
Мы даже не ответили ему. Какое нам дело до него, до фургона, до дяди Винченцо? Мы познакомились с «синьорой» и думали только о ней. Когда Франческо заснул, я долго ещё лежала и представляла себе, как разговариваю с ней.
«Мама! — говорила я ей. — Мама!»
Первый раз за долгие годы я называла кого-то этим именем.
В ЛАГЕРЕ У СТЕН МИЛАНА
Пока фургон стоял в Ферраре, а стоял он почти неделю, Анна, Франческо и Доменико ежедневно бывали у синьоры. Теперь они называли её «синьора Линда». Ребятам раньше и во сне не снились удивительные кушанья, какими угощала их синьора: ведь до той поры им не доводилось есть ничего, кроме жидкого супа да изредка, по большим праздникам, макарон — «спагетти».
У Анны был чудесный слух, и она стала быстро подбирать на пианино всякие песенки.
— Тебе надо учиться музыке, — сказала как-то синьора Линда. — Почему бы тебе не остаться у меня? У Франческо и Доменико есть мама, братья, а у тебя — никого… Может быть, дядя разрешит тебе?.. Я высылала бы ему деньги…
Анна вскочила с места и стала в волнении ходить по гостиной. Мальчики не сводили с неё глаз. Конечно, сейчас она согласится…
Но Анна тихо положила руку на плечо Доменико:
— Это было бы… ну, прямо, как во сне! Только… нет, сейчас я не могу. Если я останусь здесь, у вас… как же они? Им будет трудно без меня… особенно Доменико.