Маленькие человечки

Кристофер Джон

На столике у кровати в уродливой вазе из зеленого стекла стояло несколько веточек жасмина и побегов падуба. Цветы радовали глаз, несмотря на вазу.

– Очень мило, – сказала Бриджет.

– Я рада, что они вам понравились. Вы останетесь только на одну ночь?

– Да.

– Вы будете продавать дом?

– Думаю, да.

Миссис Малоне кивнула, безропотно покоряясь судьбе.

– Неудивительно. Конечно, вам не нужен такой дом. Вы ведь живете в Лондоне. Вам что-нибудь еще принести?

– Нет, спасибо. Все очень хорошо.

– Обед будет готов, когда вы спуститесь вниз. Есть только холодное мясо, картофель и немного капусты. К сожалению, больше ничего предложить не могу: в доме почти не осталось продуктов.

Когда миссис Малоне ушла, Бриджет осмотрела

комнату. Она была не так уж мала, потолок украшал сложный лепной узор. На одной из стен у самого потолка в глаза бросалось огромное мокрое пятно, но все остальное было в порядке. Рисунок на обоях показался ей несколько необычным для дома в глуши: переплетающиеся серые прутики с вкраплениями красных пятнышек. Здесь висели четыре картины не религиозного содержания, если, конечно, не считать репродукцию картины Беклина «Остров мертвых». Пара альпийских пейзажей, навевающих меланхолию, но красивых. На одной она заметила надпись: «В. Шоунси, '27». На другой было то же имя, но датирована она оказалась следующим годом. «Кто-то из неизвестных родственников, – подумала Бриджет, – который отправился отдохнуть в Швейцарию или Австрию». Нахмурясь, она посмотрела на картины. Что-то здесь не так. Странно, что они висят в доме, который купил Шеймус Шоунси.

Четвертая картина была гравюрой в высокой тонкой рамке: белый журавль, стоящий на одной ноге на краю пруда, смотрел одним глазом на Бриджет. Три четверти гравюры занимало стихотворение на немецком языке. Бриджет вдруг вспомнила, как она корпела над изданием «Дона Карлоса» в мягкой обложке для экзамена по немецкому языку на получение аттестата об общем образовании. Она посмотрела на строки:

Es lebte einst in AfrikaEin' alte Maribu…

Она попыталась как-то перевести их. Казалось, у этого старого журавля один глаз всегда был закрыт. А что делает эта птица, когда устанет? Наверное, открывает один и закрывает другой. Этот старый марабу был очень большим философом, как сказал поэт.

Denn wer zufrieden leben willtDruckt stets ein' Auge zu.

Потому что любой, кто хочет оставаться счастливым, должен закрыть один глаз на все, что происходит вокруг него. «Типично, по-немецки», – подумала она, и, так как, похоже, эта фраза появилась задолго до путешествий, во время которых были созданы картины, она показалась Бриджет мрачным пророчеством.

Мебель была относительно современной и, опять же, неирландской. Изголовье довольно широкой односпальной кровати, сделанной из красного дерева, соединялось с книжной полкой. Когда Бриджет открыла шкаф, то увидела множество полок и маленькие ящички и горизонтальный стержень вешалки с металлическими крючками. Туалетного столика не было, зато стоял вместительный комод из того же красного дерева. Раковина с зеркалом над ней и розетка с одной стороны, видимо, для электробритвы. Серые ковры на полу – под цвет обоев. Совсем обычный стул с прямой спинкой и низкое кресло, обтянутое коричневой кожей.

Похоже, комната мужчины. Дяди Шеймуса? Возможно: Она покачала головой. Очевидно, составные части загадки должны где-то соединяться. Жаль, что у нее не будет времени, чтобы разобраться в этом.

Обед оказался удручающим. Картошка, судя по вкусу, или была мерзлой, или отсырела при хранении. Капуста, наверное росла в заболоченной местности. Холодное мясо можно было бы есть, если бы его не хранили вместе с овощами. На стол миссис Малоне также подала куски плохо пропеченного домашнего хлеба. Затем появился чернослив со сгущенным молоком и напиток, который представили как кофе. Дэниел с недоумением причмокнул:

– Липкая жидкость из бутылок. Не знал, что ее еще выпускают.

– Возможно, в Лондоне она вам не встречалась, – сказал Мэт, – но в отдаленных районах это довольно популярная штука. Мы, особенно на западе, не можем похвастаться своим кулинарным искусством.

Мэт иронично отзывался о нравах ирландцев, но Бриджет решила, что это своего рода защита.

По крайней мере чувствовалось, что за его высказываниями кроется частичка искренности. Было ли в Ирландии хоть что-нибудь, что можно назвать искренним? Она огляделась.

Комната, в которой они находились, была очень просторной, и тепла от мраморного камина, где горел уголь, явно недоставало. Диван и кресла стояли рядом с ним, но Бриджет все равно замерзла. Под окнами и у противоположной стены она заметила небольшие батареи парового отопления, но оно, конечно, не работало.

Мебель неплохо сохранилась, несмотря на отсутствие в доме хозяйки. Диван и четыре кресла были обтянуты грубоватой тканью с зеленовато-серым рисунком. Лак на одном из кресел слегка облупился, другие же казались почти новыми. На полу лежал красно-коричневый уилтонский ковер, обои на стенах были мягкого кремового цвета с красными полосами в стиле эпохи Регентства. Старинный буфет розового дерева был расписан нимфами и пастушками. Над камином висело позолоченное овальное зеркало с орлом наверху. Бриджет также обратила внимание на три маленькие и две большие картины, написанные маслом. Маленькие напоминали второсортные жанровые голландские полотна. На одном из них была изображена кухня с неясными очертаниями женской фигуры, режущей что-то, две других – натюрморты с мертвым зайцем и рыбой на тарелке. Большие картины были портретами мужчины и женщины. Бриджет решила, что они иностранцы, хотя не могла объяснить почему.

Удручающая коллекция, если смотреть на нее как на наследство. Их, конечно, можно продать где-нибудь в графствах, окружающих Лондон, но навряд ли этих денег хватит даже на то, чтобы покрыть расходы на упаковку и транспортировку. В окрестных селениях цена, возможно, будет еще ниже: эти картины могут быть использованы разве что для латания дыр в курятнике.

Поперек дом делили холл и парадная лестница, а вдоль – коридор, который тускло освещался светом, проходившим через веерообразные окна над дверьми, ведущими в комнаты, а также через высокое окно в южном крыле. Северная половина коридора заканчивалась массивной дверью. Из четырех комнат по одну сторону коридор мебелированными оказались только две находившиеся в южной его части – столовая и та, где они пили кофе. Другие были пусты, даже без ковров и занавесок, стены украшали только обои, а стены дальней комнаты портили пятна сырости.

Прямо перед входом в столовую находилась черная лестница и дверь, ведущая на кухню и в комнаты прислуги. Молодые люди не пошли туда, услышав отдаленный звон посуды за дверью, обитой ветхим зеленым сукном, и решили обследовать другие комнаты в задней части дома. Их было три. В двух отсутствовала всякая мебель. Третья комната оказалась библиотекой. Вдоль стен стояли застекленные книжные полки, кресла и диван, обитый коричневой кожей. На стенах висели картины с изображением плывущих кораблей. В одном конце комнаты находился бильярдный, но в два раза меньше обычного, стол, в другой – письменный красного дерева и три кресла с прямыми спинками в стиле чиппендейл, но, как решила Бриджет, они наверняка были дешевыми подделками.

Парадная лестница из темного дуба с грубой балюстрадой поворачивала на уровне бельэтажа и выходила на площадку с витражом из цветного стекла прямо над парадным входом. На витраже был изображен Святой Георг с солнцем за спиной, которое можно было принять за ореол. Его копье пронзало маленького, но очень уродливого зеленого дракона. Святой Георг гордо размахивал щитом с ярким красным крестом.

Комнаты, в которых жила прислуга, располагались над кухней. В доме имелось еще восемь спален: четыре в передней части и четыре, правда меньшего размера, в задней. Тем не менее из-за приезда гостей пришлось собрать всю имеющуюся в наличии обстановку. Лишь две комнаты – одна в передней части и одна в задней – были должным образом меблированы. Еще в одной комнате стоял шаткий стол, стул со сломанной спинкой, старая кровать и мраморная раковина. Эту комнату занял Мэт, предоставив меньшую, но более уютную спальню Дэниел.