Маленькие истории. Сборник рассказов разных лет
Шрифт:
– Тебе ведь нельзя курить!
– произнес эльф.
– Мне уже все равно...
– буркнул Дормиус и, захлебываясь кашлем, раскурил трубку от свечи.
Что происходило в кладовке дальше, Тэль не довелось увидеть. В коридоре показался учитель астрономии и хорошо еще, что эльфийка вовремя расслышала его шаркающие шаги и успела отойти от двери. Учитель, ответив на ее приветствие, приклеил к стене афишку, но еще долго не уходил, близоруко щурясь на свою работу. Потом посмотреть, что он там наклеил, набежала целая группа эльфов и эльфиек. Обступив объявление, они пищали, ахали и весело переговаривались. Тэль в конце концов потеряла терпение и тоже пошла посмотреть. Афишка гласила, что в первые дни января Академию посетит известный коллектив чародеев Джинн Джон Тони со своей программой "Волшебные лютни против несправедливости". Про знаменитых чародеев знали все, в том числе и Тэль, конечно, и девушке жутко захотелось, чтоб месяц закончился поскорее.
Потом ее отвлекли подружки и об Ирвене с Дормиусом эльфийка вспомнила только вечером, сидя в своей комнате. Она долго раздумывала над подсмотренной сценой и ей начало казаться наконец, что только гордость не позволяла одному из них закричать "как я рад, сынок, что хоть ты меня не бросил! Большое спасибо!", а второму сесть с ним рядом, сказать, как ему жаль старика и, может быть, даже обнять того. Гордость и глупое мужское упрямство.
А потом Тэль подумала, как это: лежать в темной кладовке, кашлять, и знать, что никому-то ты не нужен, а каждый новый день может стать для тебя последним. Получалось, что очень страшно и грустно. Вспомнились слова Ирвена: "никто не заслуживает такой жизни".
Тэль не считала себя очень доброй, но теперь ей захотелось немедленно найти эльфа и завтра пойти к старому бедолаге вместе. Что сказать Ирвену, она придумает по дороге.
Девушка, воодушевленная этой мыслью, поднялась и поспешила на поиски.
Но Ирвен куда-то пропал. Его одногруппники не видели его уже несколько часов, не нашелся эльф ни в комнате, ни в столовой, ни в зале, нигде. Тэль уже думала бросить поиски и встретиться с юношей завтра поутру, на свежую голову, когда спрошенная уже наудачу маленькая эльфийка, сидящая на подоконнике в нижнем зале, вспомнила, как один неряшливый субъект надевал в коридоре шубу и выходил во двор...
Пока окончательно не стемнело, Тэль еще надеялась, что Ирвен не полный кретин. И только когда за покрытым изморозью стеклом с оттаявшим следом от ее ладошки стало черным-черно, девушка убедилась, что он сбрендил. Проскользнул мимо нового сторожа, полного раздолбая, вышел на улицу и отправился в лес. Не иначе, как за елкой.
Поход в ночную чащу сам по себе опасен, но, будто мало этого, еще и в мороз, один... за елкой, наконец!
Тэль не ложилась и никому не говорила о своих догадках. Она сидела в своей комнате у окна, сжимала яростно кулаки и шепотом, чтобы не разбудить спящую Ангезию, костерила глупого, гадкого, злого, противного Ирвена. Вот чтоб ты там пропал..! Видеть тебя не могу, придурка! Возвращайся скорее... За окном тоскливо подвывал ветер, а Тэль злилась, что вокруг Академии нет ни одной ели, или хотя бы пихты, только яблони и дубы.
Фигурка с фонариком в левой и веревкой волокуши в правой руке ступила во двор ранним утром, все еще спали. Тэль смахнула злые слезы и бросилась вниз по казавшимся бесконечными лестницам. Успела как раз, чтобы помочь Ирвену и сторожу втаскивать небольшую елочку, всю в снегу и инее, в двери. Она даже не ответила на удивленный взгляд юного эльфа, все заготовленные обидные слова стали неважными. Главное, что он вернулся...
Сторож ворчал, но не спешил, похоже, жаловаться директору. Понимал, что его за недосмотр тоже по голове не погладят?
А когда, стукаясь с Ирвеном локтями, тащили елку наверх, из-за пазухи сторожа вылетел отогревавшийся там почтовый голубь и сел Тэль на голову.
– Тебе, значит, письмецо-то...
– изрек эльф философски и за неимением у Тэль свободных рук, сунул ей конверт в карман пижамы.
– Спасибо...
– произнес Ирвен, когда елка была спрятана от чужих глаз в почти такой же кладовке, в какой спал сейчас Дормиус. Сторож молча дал ему ключ от помещения и тоже ушел спать. Эльф повернулся к Тэль.
– И тебе спасибо.
Девушка только созрела для вопросов и как раз открывала рот.
– Давай завтра, ладно?
– произнес Ирвен так устало, что Тэль смогла только кивнуть. Эльф улыбнулся, расстегивая шубу, всю в хвое и кристалликах льда.
– Спокойной ночи.
Конечно, никакой спокойной ночи не получилось.
Тэль вернулась в комнату, только тут вспомнив про голубя и сняв его с головы и некоторое время просто смотрела пустым взглядом на устраивающуюся на шкафу птицу.
Мысли теснились в голове, но ни одна не могла толком оформиться. Тэль знала только, что все, кажется, кончилось хорошо. Потом она достала из кармана конверт. От Дорвина. Судя по штемпелю, отослано почти месяц назад... Как долго только об этом она и мечтала...
Девушка решительно убрала конверт, не распечатывая, в ящик стола у своей кровати и легла в постель. Она ждала письмо так долго, подождет и еще несколько часов. А завтра нужно быть бодрой, когда они с Ирвеном пойдут в убогое жилище Дормиуса, да прихватить с собой кое-чего из еды и бумажную звезду, оставшуюся от Нового года. Дормиус говорил, что у них принято наряжать елку... Не забыть бы провести после этого малый ритуал очищения...
Тэль уснула. В ее сне по глубоким сугробам из леса выбирался Дорвин, а она стояла вдалеке и смотрела на приближающегося парня не отрываясь. Дорвин был таким же, как всегда: высокий, широкоплечий, легкий в шагу... И только непослушные волосы лезли из-под шапки во все стороны. Да еще лицо... Лицо было чужим, но все равно знакомым. И очень милым.
Осень в Академии
Он всегда нравился ученикам, этот тихий и застенчивый эльф в мешковатой одежде и с гладко зачесанными назад волосами. В основном, конечно, именно тем, что был тихим и застенчивым и не мешал им валять дурака на уроках.
Высокая Поэзия - не та наука, которой стоит уделять слишком много времени. Пыльные от древних фолиантов руки и забитая занудными гекзаметрами и ямбами голова в высший свет дорогу не проложат, чин не дадут, да и вообще... ну кому она нужна, поэзия эта? Разве что конченным заучкам и неисправимым романтикам, воображающим себя невесть кем.
Так все и шло. Заучки с романтиками, когда учитель не декламировал им виршей, уходили с головой в недра книг, от веса которых трещали столы, а потом марали свитки избитыми рифмами. Все же остальные, куда более здравомыслящие, в это время обменивались записками, рисовали сердечки и гоблинов, шептались и к концу урока весьма смутно представляли себе пройденный материал.
Но однажды все изменилось.
Вокруг самого здоровущего балбеса, если боги наградили его хотя бы проблеском умишка, рано или поздно обязательно соберутся балбесы поменьше. Таков уж закон жизни. А Вермиш был не только способен занимать седалищем два места разом и приподнимать одногруппников за шиворот на спор, но и отличался среди прочих обалдуев хитростью. Так что ничего удивительного в том, что вскоре у него появилась гвардия из крепких, но не самых мозговитых парней, нет. Ничего по-настоящему страшного они не делали. Обычные академические шалости, вроде стрельбы жеванным пергаментом и подкладывания в чужие сумки огрызков яблок, не в счет.