Маленькие люди
Шрифт:
– Конечно, но если у вас нет с собой таких денег…
Такие деньги у меня с собой оказались, а кроме того, я не хотел оставаться должником такого человека, как этот Харконен.
– Как глава Лейбористской партии Хоулленда, прошу вас на предстоящих выборах президента голосовать за представителя именно нашей партии, – настойчиво повторил он, пожимая мне руку.
– То есть за вас? – уточнил я, глядя ему прямо в глаза. Он ничуть не смутился:
– То есть за меня. Я считаю, что достоин этого поста. Поскольку я искренне болею за будущее Хоулленда и под моим руководством наша страна уверенно сможет ответить на вызовы времени.
Вообще-то у меня уже сложилось определенное мнение о политической жизни Хоулленда. Выражалось оно известной шекспировской цитатой: чума на оба ваших дома. И в своей прошлой жизни я бы просто плюнул на обоих власть имущих субъектов вкупе с их политическими силами. Но в той, прошлой жизни я стал бы гражданином Хоулленда разве что от очень высокой температуры, так как я практически не напиваюсь и не употребляю наркотиков.
Поэтому я принял еще одно неожиданное для себя решение и ответил:
– Собственно, я практически решил так и поступить, но… разрешите мне задать вам несколько нелицеприятных вопросов?
Харконен расплылся в улыбке. Вот у него с зубами, кстати, было все в полном порядке:
– Все, что угодно! Лейбористской партии в моем лице не за что краснеть перед избирателями.
– Вы ведь уже были президентом, – сказал я.
– Да, три раза, – подтвердил он. – И горд тем, что в мое президентство Хоулленд действительно развивался.
– В каком смысле?
– Ну, я построил Харконен-центр, закупил для города общественный транспорт, облагородил бульварную часть Тринити-лейн.
– Почему же вас не оставили президентом на следующий срок?
Харконен вздохнул:
– Из-за интриг моего визави. Вы даже не представляете, насколько у нас в стране интенсивная политическая жизнь!
Он снова приобнял меня за плечи, и хоть я и не могу назвать себя воинственным человеком, мне захотелось заехать ему локтем в пах, чтобы освободиться из его дружеских объятий.
– Вот что, – сказал он, и я почувствовал, что его дыханье пахнет перечной мятой, – вы, я вижу, образованный человек. Я был бы рад видеть вас в своей партии. Возможно, у вас огромное политическое будущее…
«Ну да, конечно. В семейном предприятии имени Харконена?» – подумал я, но вслух не ответил, точнее, ответил, но другое:
– Очень лестное предложение. Я обязательно обдумаю его.
Кажется, и здесь речь пошла о делах государственной важности.
– Работа, конечно, на общественных началах, – добавил он, – но, сами понимаете, политическая деятельность открывает огромные возможности…
– Понимаю, – кивнул я, мысленно добавив: «Особенно если у тебя фамилия Кохэген или Харконен».
– Надеюсь, мы сработаемся, – обрадовался он. – Вы в каком номере живете?
– Я остановился в «Дыре», – честно ответил я.
Физиономия Харконена моментально стала кислой.
– Почему? «Дыра» – это же… дыра!
– Эта дыра моему сердцу мила, – непринужденно ответил я. – Не люблю шума, люблю уединение.
– Жаль, очень жаль. Отель «Харконен-центра» предоставляет сервис высшего разряда!
– Не сомневаюсь, – подмигнул я. – Ну, я пойду, пожалуй.
– Надеюсь, скоро увидимся, – сказал он, энергично тряся мою руку.
Распрощавшись с канцлером, я неожиданно для себя (похоже, это начинает входить у меня в привычку) вернулся в приемную президента. Барт вытаращился на меня, словно увидел свою покойную бабушку на роликах.
– Можете меня поздравить. Я теперь гражданин Хоулленда, – сказал я ему приветливо.
– За такое не грех и выпить. Хотя повод, по правде говоря, сомнительный, – заявил бравый страж.
– Выпьем, но попозже. У меня есть дело к президенту. Он еще не уехал?
– Разве что на почве алкоголя, – ответил Барт. – Сидит у себя, как обычно.
Я поднялся на четвертый этаж и постучал в двери к президенту моей новой родины. Дождавшись разрешения, вошел.
– Опять вы? – удивился мистер Кохэген.
Я кивнул:
– Теперь я ваш потенциальный избиратель, – заявил я, усаживаясь на стул у стола для совещаний. Кстати, в кабинете Кохэгена мебель не была удобной для карликов, его оппонент, впрочем, тоже посетителей моего калибра удобствами не баловал, словно в Хоулленде все ростом с Майкла Джордана. По-моему, популярности такое небрежение им не прибавляло. – Я немного пообщался с вашим политическим оппонентом и практически решил, что на следующих выборах проголосую за вас.
Улыбка у Кохэгена была неприятной: его большой рот с толстыми губами вызывал лично у меня неаппетитные ассоциации с ротовым отверстием рептилии. Вообще нижняя часть лица президента сильно портила впечатление – безвольный округлый подбородок и повисшие щеки никого не красят.
– Я очень рад, – хрипло сказал он. – Постараюсь не оправдать… эээ… то есть не подвести ваше доверие.
– Скажите, пожалуйста, – я забросил ногу на ногу и скрестил пальцы на коленях. Слишком вальяжная поза, но она была самой удобной, особенно с учетом того, что почти фут отделял мои ноги от пола. – Вот господин Харконен утверждает, что он – двигатель прогресса в Хоулленде…
– Он прожектер и выскочка, – ответил Кохэген с жаром. – Его прогресс – это сплошные беспорядочные метания. Он и понятия не имеет, что такое кропотливый, ежедневный труд на благо!
– Людям нравится прогресс, – заметил я. – В чем же подвох? Почему его три раза выставили из этого кабинета?
– Я ж и говорю: потому что он прожектер! Всякий раз, принимая у него госбюджет, я находил там недостачу. Сомнительные сделки, кредиты, махинации…
– Вы подтверждаете мои мысли, – солидно кивнул я. – Что ж, приятно убедиться, что мы с вами единомышленники. Кстати, Харконен уверен, что я проголосую за него.