Маленькие люди
Шрифт:
В фойе был только один человек: незнакомая мне миловидная женщина примерно моего возраста, подсыпавшая зерна в кормушку флегматичного попугая. Мне она обрадовалась, как родному:
– Мистер Райан! Доброе утро! Вы не представляете, до чего же приятно видеть вас в наших краях! – заметив, что я с недоверием воспринял это громогласное заявление, она поспешно добавила: – Ваша слава докатилась и до нашего городишки, так что я весьма, весьма польщена!
Тем временем попугай в клетке наконец-то подал признаки жизни – он переступил с лапы на лапу и заявил:
– Зачем приперся?
– Флинт! – женщина шлепнула пакетиком корма по клетке, а затем представилась: – Мэри-Сьюзен Сэндз, хозяйка этой «Дыры».
– Очень приятно, – сказал я, улыбаясь. – И меня приятно впечатляет, что моя скромная персона вам известна.
– Ох, что же это я стою! – хозяйка «Дыры» определенно была ярко выраженным шизоидным психотипом. – Вы же голодны! Проходите в обеденный зал, пожалуйста, я вам сейчас быстренько организую завтрак!
– Не стоит беспоко… – начал было я, но Мэри-Сьюзен уже улетела прочь, рассыпав по дороге корм из пачки. Попугай немедленно прокомментировал ее спешное отбытие:
– Смоталась, слава богу, – и отвернулся.
Я пожал плечами, посмотрел на невозмутимого попугая, и пошел все-таки в обеденный зал, по размерам не превосходивший столовую моей лондонской квартиры, но уютный и даже с настоящим камином. Вообще атмосфера в «Дыре» царила совершенно свойская, по-настоящему домашняя, а когда откуда-то донесся запах домашней стряпни миссис Сэндз, у меня волей-неволей потекли слюнки.
В результате ее усилий я был вознагражден восхитительным завтраком из яичницы с беконом, пары сосисок с салатом, солидного куска пудинга, сока и заварного кофе. Как по мне, таким количеством еды можно было накормить целую армию.
– Я составлю вам компанию? – спросила миссис Сэндз, когда я худо-бедно расправился с едой и наслаждался кофе. Настроение мое было благодушным, потому я охотно кивнул, и Мэри-Сьюзен заняла место за моим столиком напротив меня. Она тоже пила кофе, но, вероятно, ирландский, так как в букете его ароматов чувствовался легкий оттенок виски. – Надолго ли вы к нам приехали?
– Еще не знаю, – честно ответил я. – Но, вероятно, я пробуду здесь много дольше, чем рассчитывал. Мне здесь нравится.
– Но как же ваши исследования, ваше преподавание…
– Остались в прошлом, – грустно улыбнулся я.
Действительно, от преподавания меня отстранили почти сразу после аварии, под благовидным предлогом заботы о моем здоровье. А неофициально мой некогда приятель из попечительского совета… Не будем говорить, какого именно учебного заведения, чтобы не бросать жирную тень на альма-матер множества почтенных людей. Так вот этот приятель, находясь в легком подпитии, объяснил, что профессор со столь экстравагантным мышлением им не нужен. А уже потом внезапно растворились, как промокашка в серной кислоте, все мои контракты с ведущими лабораториями по обе стороны Атлантики.
Я мог бы, конечно, предложить свои услуги частным исследовательским центрам, той же Корпорации Фишера, регулярно поздравляющей меня со всеми праздниками, но я не хотел этого. Умерла так умерла. И нечего нервничать и дергаться.
Мэри-Сьюзен выглядела обескураженной:
– И что же теперь? Я имею в виду, как вы…
– Устрою себе отпуск, – улыбнулся я. – И буду отдыхать, пока мне это не надоест. Думаю, что произойдет это не скоро.
– У нас, в Хоулленде? – уточнила она.
Я кивнул.
– Почему бы и нет? Говорю же, мне здесь нравится.
– Тогда я этому рада. Даже если вы захотите съехать из «Дыры».
– Но почему вы так рады? – удивился я.
– Возможно, я одна из немногих, кто по-настоящему любит наш город, – ответила миссис Сэндз. – Я бывала в других краях, подолгу жила на чужбине…
– В Ирландии?
– В Штатах, – ответила она, почему-то слегка смутившись. – В Лос-Анджелесе. А потом вернулась и купила «Дыру». И знаете, Лос-Анджелес – город большой, красивый, город-сказка. Голливуд, Беверли-Хиллз, бульвар Сансетт… Город-сказка, – повторила она. – Но я считала дни до отъезда домой. И не потому…
Она замолчала. А я кивнул. Мне казалось, что я ее понимаю.
– Номер в «Хилтоне» может быть обставлен лучше и богаче, чем твоя квартира, – сказал я. – Но это всего только номер в отеле. Да?
– Я никогда не жила в «Хилтоне», – с улыбкой ответила Мэри-Сьюзен. – Но вы очень точно сказали. Хотите еще кофе? С пудингом. Вам нравится мой пудинг?
– Он просто прекрасен, – искренне сказал я. – но мой желудок не безразмерен. А вот от кофе я, пожалуй, не откажусь.
Она ушла и вернулась с пузатым металлическим кофейником, возможно, даже серебряным, и маленьким молочником со сливками. Налив мне и себе кофе, она вновь присела напротив.
– Я вам не мешаю? – спросила она. – Простите мою болтливость. Честно говоря, мне скучно: постояльцев почти нет, ведь цирк уже неделю как не работает. Да, неделю… С тех самых пор, как Блейк слег. И туристов больше не привозят. Мне, правда, от тех туристов достаются сущие крохи. Ведь в основном те, что ночуют в городе, останавливаются у Харконенов, но некоторые иногда и в «Дыру» заглядывают.
– Блейк – это мистер Кэрриган? – уточнил я. – Надеюсь, он скоро выздоровеет. Подагра – мерзкая штука, с ней трудно справиться.
– Я тоже надеюсь, – вздохнула Мэри-Сьюзен. – Отличный он человек и город наш любит, а цирк вообще только на нем и держится. Даже странно…
– Что странно?
– Знали бы вы его отца, вам тоже было бы странно. Авантюрист, пропойца, в город вернулся полной рухлядью, скрючившись от язв и цирроза. А вот жена у него была замечательная, но она, бедняжка, намучилась с ним. Тоже маленькая, но не наша, откуда-то из Южной Америки или Мексики. Она тоже выступала в цирке, пока силы были. Двадцать лет вдовой прожила, а при нашей бедности, я вам скажу, это не шутка! Блейк весь в нее, такой же серьезный, ответственный и верный.