Маленькие мужчины (др. перевод)
Шрифт:
– Да, мой милый, – согласилась миссис Джо. – И дядина история, конечно, тоже аллегория. А потому слушай и постарайся догадаться, что она значит.
Деми снова стал внимательно слушать, а мистер Бэр продолжал свой рассказ.
– Этот садовник отвел дюжину грядок одному работнику и сказал ему, чтобы он хорошенько их обрабатывал. Работник был человек самый обыкновенный, не отличавшийся ни выдающимся умом, ни особыми способностями, но ему хотелось помочь садовнику, потому что тот был очень добр к нему. А потому он с радостью принялся за работу. Эти грядки были разной формы и величины. На некоторых была очень хорошая земля, а на других – плохая. Но над каждой из них нужно было потрудиться, потому что на хорошей
– Что же было там, кроме сорной травы и камней? – спросил Нэт. Он так увлекся, что забыл свою застенчивость и решился заговорить. – Что же на них росло?
– Цветы, – ласково взглянув на него, ответил мистер Бэр. – Даже на самых плохих грядках росли какие-нибудь простенькие цветочки, а на некоторых – розы, душистый горошек, маргаритки – тут он ущипнул пухлую щечку прижавшейся к нему Дэйзи [8] , – или какие-нибудь другие красивые цветы и виноградная лоза. Ведь за этой землей старательно ухаживал искусный садовник, всю свою жизнь работавший в таких садах.
8
D a i s y – «маргаритка» (англ.).
Деми склонил голову набок, как птичка, и устремил свои блестящие глаза на дядю. Казалось, он начал что-то подозревать и насторожился.
Но по лицу мистера Бэра ничего нельзя было угадать. Он переводил серьезный, проницательный взгляд с одного мальчика на другого.
– Некоторые грядки, как я уже говорил, требовали меньшего труда и их было легко обрабатывать, – продолжал мистер Бэр, – а другие очень трудно. Была там одна хорошая, лежавшая на солнце грядка, на которой могло бы вырасти много ягод, овощей и цветов; но она не поддавалась никакой обработке, и когда работник сеял на ней, положим, дыни, из этого не выходило никакого толка, потому что грядка не старалась взрастить их. Хоть это очень огорчало работника, он все-таки не терял терпения. Но, несмотря на все его усилия, на грядке ничего не всходило, а она каждый раз говорила при этом: «Я забыла».
Тут раздался взрыв хохота, и все взглянули на Томми, который насторожился при слове «дыни» и опустил голову, услышав свое любимое оправдание: «Я забыл».
– Я знал, что дядя подразумевает нас! – хлопая в ладоши, воскликнул Деми. – Ты работник, дядя Фриц, а мы грядки, ведь так?
– Да, ты отгадал. А теперь пусть каждый из вас скажет мне, что я должен посеять в вас нынешней весной, чтобы получить осенью хороший урожай с моих двенадцати – нет, уже тринадцати грядок, – поправился мистер Бэр, взглянув на Нэта.
– Ведь нельзя же вам, дядя Бэр, посеять в нас пшеницу, горох или бобы? Или, может быть, вам хочется, чтобы мы их ели и растолстели? – сказал Фаршированный Кочан, круглое лицо которого просветлело от пришедшей ему в голову приятной мысли.
– Дядя говорит не о таких семенах, – воскликнул Деми, который любил подобные разговоры. – Дядя говорит о том, что может сделать нас лучше. А сорная трава означает недостатки.
– Да, – согласился мистер Бэр. – Подумайте, что вам нужнее всего, и скажите мне, а я помогу вам вырастить это. Только и вы сами должны стараться изо всех сил, чтобы с вами не вышло того же, что с дынями Томми – одни листья без плодов. Я начну со старших, но прежде всего спрошу маму, что ей хотелось бы иметь на своей грядке. Ведь все мы – частички прекрасного сада и должны приготовить обильную жатву для Бога, если любим Его.
– Я хотела бы посадить на своей грядке семена терпения, умения владеть собой, которое мне нужнее всего, – сказала миссис Бэр так серьезно, что мальчики принялись старательно обдумывать, какие ответы они дадут, когда придет их очередь. А некоторые даже почувствовали угрызения совести, вспомнив, как часто злоупотребляли терпением мамы Бэр.
Франц попросил посеять на его грядке твердость, Нед – кротость, Дэйзи – прилежание, Деми – «столько ума, сколько у дедушки», а Нэт робко сказал, что ему нужно очень многое и он просит мистера Бэра выбрать за него. Остальные мальчики выбирали главным образом кротость, прилежание, терпение. Томми пожелал быть более серьезным; один мальчик хотел вставать рано, но не знал, как назвать такие семена, а бедный Фаршированный Кочан со вздохом сказал:
– Я хотел бы любить учебу так же, как люблю обед, но я не могу…
– А мы посеем воздержание, – сказал мистер Бэр, – и будем ухаживать за ним, поливать его и так хорошо вырастим, что на следующее Рождество никто не будет есть за обедом слишком много, а потом хворать от этого. Если ты будешь упражнять свой ум, Джордж, он будет требовать пищи так же, как и твое тело, и ты полюбишь книги, как вот этот философ, – прибавил он, откинув волосы с высокого лба Деми. – Да и тебе тоже нужно воздержание, мой милый. Ты любишь забивать себе голову волшебными сказками и разными фантазиями не меньше, чем Джордж стремится набивать свой желудок печеньем и леденцами. И то и другое нехорошо. Арифметика, без сомнения, далеко не так интересна, как «Тысяча и одна ночь», я понимаю это, но она очень полезна, и тебе пора приниматься за нее, чтобы потом не стыдиться и не сожалеть.
– Но ведь «Гарри и Люси» и «Франц» – вовсе не волшебные сказки, – возразил Деми. – И там говорится о барометрах, о кирпичах, о ковке лошадей и о разных полезных вещах. И я люблю эти книги, ведь так, Дэйзи?
– Да, они полезны, – сказал дядя Фриц, – но ты читаешь «Роланда» гораздо чаще, чем «Гарри и Люси», а «Франца» любишь далеко не так, как «Синдбада». Мне хотелось бы договориться с вами обоими. Пусть Джордж будет есть только три раза в день, а ты будешь читать только по одной волшебной сказке в неделю. За это я устрою вам новую площадку для крикета. Только вы должны дать мне обещание, что будете играть на ней, – прибавил он как можно убедительнее, потому что Фаршированный Кочан терпеть не мог бегать, а Деми обыкновенно читал, когда все играли.
– Но мы не любим крикет, – сказал Деми.
– Сейчас, может быть, и нет, но когда начнете играть, то, наверное, полюбите. Кроме того, хоть сами вы не любите играть, но все ваши товарищи любят, и от вас зависит, будет у них новая площадка или нет.
Это решило дело, и, к величайшему восторгу мальчиков, Деми и Фаршированный Кочан согласились на предложение мистера Бэра.
После этого поговорили немножко о саде, а потом стали петь хором под аккомпанемент целого оркестра: миссис Бэр играла на рояле, Франц – на флейте, мистер Бэр – на виолончели, а Нэт – на скрипке. Концерт доставил всем большое удовольствие, даже старая Азайя, сидевшая в уголке, часто начинала подпевать очень приятным голосом. В этой школе в воскресном пении участвовали все: господа и прислуга, старые и молодые, белые и черные. Когда пение кончилось, мальчики пожали руку мистеру Бэру, а миссис Бэр поцеловала всех, начиная с шестнадцатилетнего Франца и кончая маленьким Робом, который любил целовать маму в кончик носа. А затем все отправились спать.
Мягкий свет лампы под абажуром, горевшей в детской, падал на висевшую в ногах кровати Нэта картину. В комнате было много и других картин, но в этой, казалось мальчику, было что-то особенное: она была в рамке из мха и еловых шишек, и перед ней на маленькой подставке стояла вазочка с полевыми, по-видимому, только недавно сорванными весенними цветами. Это была самая прекрасная картина из всех, и Нэт пристально смотрел на нее, пытаясь понять, что на ней изображено.
– Это моя картина, – сказал кто-то.