Маленькие повести о великих писателях
Шрифт:
Еще при заключении сделки, Маркель предложил просто решение. Убить этого самого «Думе», «Дюне», или как его там, и в яму закопать. Но «заказчик» стоял на своем. Для чего-то тот ему был нужен живым и невредимым. Но в заточении.
Торговались довольно долго. «Заказчик» оказался скупердяем. Ни единого сантима не уступал. И даже штраф грозился наложить, если что-то пойдет не так. Знала бы подлая парочка, в какую авантюру они ввязываются, какие им предстоят испытания, бежали бы от «заказчика», куда глаза глядят. Но
Маркель и Жийоп поедали сыры в неимоверных количествах. Служанка едва успевала подносить все новые порции. Мелкий Жийоп норовил припрятать отдельные куски в карманы своего грязного платья, а Маркель, даже не понюхав и не насладившись запахом, прямиком отправлял куски в рот. Глотал, не разжевывая.
Разговор между собой типы вели вполголоса, чтоб окружающим было не понять, хотя в тот утренний час в трактире вовсе не было посетителей. Только в самом углу старый монах что-то колдовал над своими кусками. Смотрел на свет, сдавливал пальцами, нюхал.
Как только служанка скрылась за кухонной дверью, Жийоп, оглянувшись на монаха, наклонился над столом и прошипел:
— Которого бы должны… «того», настоящий богач?
— Не нам чета, — глухо ответил Маркель. Голос его напоминал рычание быка. Если предположить, что быки умеют рычать.
Жийоп пошевелил губами, явно что-то прикидывая в уме.
— За такого надо платить больше.
— Проще убить. И в яму закопать, — прорычал Маркель.
Он явно не любил фантазий, импровизаций, отклонений от нормы.
— Надо было просить больше! — уткнувшись в тарелку, продолжал бормотать Жийоп.
— Есть у меня мечта! — неожиданно зло отозвался Маркель.
Жийоп вскинул вверх свой остренький, как у мышонка носик, и с веселым любопытством посмотрел на напарника.
— Уйти в монастырь? — хихикнул он.
— Получить заказ на тебя. — задумчиво ответил Маркель. И улыбнулся своей бычьей улыбкой. Опять-таки сомнительно, что быки умеют улыбаться. — С радостью бы исполнил. И задешево.
Трусливый Жийоп понял, лучше на время заткнуться.
Заказ, действительно, был не из легких. По очень скудным сведениям, полученным от «заказчика», этот самый «Думе» или «Дюне», проживал в Париже сразу в нескольких местах. Имел трех любовниц в разных районах города и вечно болеющую мать. Посещал редакции газет и обедал в самых дорогих заведениях. Имел толпу друзей и встречался с ними ежедневно в самых людных местах. Вертелся, как ошалелая белка в колесе.
Попробуй, подлови такого!
Подлая парочка совершенно не знала Парижа. Оба были беспросветными провинциалами. Стало быть, им предстояло плутать по шумным столичным улицам, ночевать в своей повозке прямо под открытым небом. И питаться, Бог знает чем. Так последнее здоровье потеряешь.
Маркель, проглотив весь сыр, находящийся на столе, ухватил за руку появившуюся служанку, сгреб с ее подноса еще несколько кусков сыра и бросил в свой, необъятных размеров мешок. Служанка раскрыла было возмущенно рот, но Маркель показал ей кулак, размером с ее голову и вышел из трактира. Жийоп тут же последовал за ним. Правда, успел прихватить пару кусков со стола монаха.
Через минуту парочка уже тряслась в повозке, запряженной кобылкой каурой масти по разбитой сельской дороге.
Париж бурлил днем и ночью. Выставки модных художников и пышные званные обеды, премьеры популярных драматургов и концерты не менее популярных композиторов, осенние распродажи в лавочках и в новых шикарных магазинах, уличные музыканты и просто толпы гуляющих. Все это будоражило, вовлекало в бесконечный праздничный водоворот, всех лишало сна и возможности хоть как-то осмыслить происходящее вокруг.
Недаром какой-то маркиз заметил: «Париж — это праздник, который всегда!». Трудно не согласиться с подобным утверждением. Тем более, в первой половине девятнадцатого века.
Главной достопримечательностью Парижа тех времен были вовсе не бульвары Елисейских полей, и не набережные красавицы Сены. Не выставки молодых художников и не вечерние огни театральных премьер. Не Мон-Мартр и даже не самые очаровательные женщины в мире.
Главной достопримечательностью Парижа был один единственный человек. Знаменитый писатель и драматург Александр Дюма!
Высокий, стройный, с копной вечно взлохмаченных волос, с маленькими усами и большими, выразительными глазами, в кричаще-ярких и пестрых жилетах, он появлялся в самых неожиданных местах и уголках Парижа и заставлял все женские сердца биться значительно громче стука их же собственных каблучков по тротуарам.
Все женщины любили Дюма. Дюма любил всех женщин. Можно было без преувеличения сказать: «Париж — это Дюма!», «Дюма — это Париж!». Оба утверждения были в одинаковой степени верны.
Каждый день его видели одновременно сразу в нескольких местах. Его фразы и выражения, вскользь брошенные, передавали из уст в уста, как самую важную политическую новость. Оценки, походя данные тому или иному человеку, становились ярлыком на всю жизнь.
Александру Дюма завидовали все. Он не завидовал никому.
Той осенью у Дюма появилась мания преследования. Примерно уже с неделю мерещилось, будто его преследуют два типа. По очереди. Один толстяк. Здоровый, как бык. С красным носом. Другой маленький, как мышонок. Но тоже очень противный. Преследуют постоянно. В самых неожиданных местах подворачиваются под руку.
Не далее, как сегодня утром, прямо у служебного входа театра Комеди-Франсез перед Александром возник «мышонок».