Маленькие рассказы о большой судьбе

Нагибин Юрий Маркович

— Мне скоро надо в часть, — сказал он в свое оправдание.

— Вас перевели на летние квартиры? — спросила она осторожно.

— Да… Это довольно далеко, и никакого сообщения.

— Как же ты сюда добирался?

— Пешком.

— И обратно пешком?

Он глянул на часы и улыбнулся:

— Нет, бегом.

— Бегом?

— А что такого? Я же неплохо бегаю кроссы…

«Лишь много времени спустя, — рассказывает Валентина Ивановна, — я узнала, что Юре предстояла марафонская дистанция: тридцать пять километров».

ТОСТ

Свадьбу

играли в доме Горячевых. Звучит громко, а состоял этот «дом» из одной-единственной, правда, большой комнаты, где обитала вся Валина семья. Раздвинули обеденный стол, другой у соседей одолжили да еще кухонный приставили, а все равно не хватает мест по числу ожидаемых гостей: многочисленной родни, невестиных подруг, друзей жениха, молодых военлетов. Сняли с петель дверь и положили на козлы, накрыли белой крахмальной скатертью — чем не стол? Только у Дергунова все рюмка падала, его место как раз против дверной ручки пришлось. А может, он нарочно заставлял рюмку падать — для веселья? Было много хороших слов, и тостов, и криков «Горько!», а вершиной праздника явились, конечно, беляши, приготовленные искусными руками Валиного отца, шеф-повара. Но, в общем, застолье получилось нешумное, серьезное, словно бы задумчивое. Это объяснялось и строгим достоинством невесты, и тем, что новоиспеченные лейтенанты еще не привыкли к своим необмявшимся офицерским кителям, и предстоявшей им скорой разлукой — в разные концы земли разлетались старые товарищи, и только что переданным по радио сообщением о полете второго спутника с собакой Лайкой на борту.

Перед беляшами у летчиков произошел даже не совсем уместный на свадьбе спор, кто первым из людей полетит в космос.

Большинство сходилось на том, что пошлют какого-нибудь выдающегося ученого, академика.

— Академики все старики, а там нужен молодой, здоровый, — возражал румяный лейтенант Ильин.

— Бывают и академики молодые!..

— Редко и все равно дохляки. Пошлют врача, чтобы проверить, как космос на организм влияет.

— Пошлют подводника! — выпалил Дергунов.

Все засмеялись. Думали, Дергунов по обыкновению «травит». Но он был серьезен.

— У подводников самый приспособленный к перегрузкам организм.

— Пошлют летчика-испытателя! — убежденно сказал Гагарин.

— С чего ты взял?..

— Думает, его пошлют!..

— При чем тут я?.. Поймите, человека не пошлют в космос пассажиром, как собачку Лайку. От космонавта потребуется умение водить космический корабль, а это под силу только летчику.

— Твоими бы устами мед пить!..

— Все равно мы устареем к тому времени!..

Тут подоспели беляши, и спор прекратился.

Отгорела, погасла скромная свадьба и снова вспыхнула уже на гжатской земле, в доме Гагариных. Так было решено с самого начала — играть свадьбу дважды. Неуемный во дни былые странник, Алексей Иванович стал неподъемен для больших путешествий, да и не было таких капиталов, чтоб всей семьей катить в далекий Оренбург.

Сердечно приняла Валю новая семья.

— Чтоб у вас радость и горе — все пополам! — сказала Анна Тимофеевна и обняла невестку.

А за праздничным столом разговор опять свернул на космонавтику,

хоть присутствовал тут народ сугубо и крепко заземленный.

— Юра, что у вас говорят насчет космоса? — крикнул через стол старший брат Валентин. — Скоро ли человека пошлют?

— Разное говорят. По-моему, скоро.

— О чем вы там? — поинтересовался хозяин стола Алексей Иванович.

— Юрка говорит, скоро человека в космос пошлют.

— Куда? — строго спросил Алексей Иванович. Слово еще не было на слуху, как сейчас, и потребовал: — Уточни!

— Ну, в мировое пространство… Ближе к звездам…

— Так бы и говорил! — Он серьезно сдвинул лохматые брови. — Очень даже свободно… И главное — найдется такой дурак…

Застолье грохнуло, как духовой оркестр по знаку капельмейстера. Старик Гагарин недоуменно оглядел смеющиеся лица и, чего-то вдруг смутившись, поправился:

— Чудак, говорю, такой найдется…

Но все продолжали смеяться, и громче, веселее всех — Юрий. И почему-то вдруг невесело, почти жутко стало Алексею Ивановичу, будто съежилась в нем душа от грозного предчувствия. Он глядел в лицо сыну, в глаза, в самые зрачки, в них приютилась ночь, не здешняя, не гжатская, не земная — привычная, а страшная ночь чужого, неведомого пространства. Как проникло это ночное в его веселого, радостного сына?..

— Хватит ржать, — сказал он тихо и таким странным голосом, что все разом оборвали смех. — Нам легко тут языки чесать… А каково будет этому… который к звездам?.. Один… Нам с ним, конечно, хлеб-соль не водить, но давайте выпьем за его здоровье…

ГИБЕЛЬ ДЕРГУНОВА

Они трудно и хорошо служили у северной нашей границы, где низкие сопки, поросшие соснами-кривулинами, и гладкие валуны, где полгода длится ночь и полгода — день. Небо над этой суровой землей помнило Курзенкова, Хлобыстова, Сафонова — бесстрашных героев минувших битв. Впрочем, небо — великая пустота — ничего не помнило, а вот молодые летчики отлично знали, на чье место пришли.

Они учились летать во тьме полярной ночи, в туманах занимающегося бледного полярного дня, а когда простор налился блеском неподвижного солнца, у них прорезался свой летный почерк.

Впервые об этом сказал вслух скупой на похвалы Вдовин, заместитель командира эскадрильи. Юра Дергунов вел тогда тренировочный бой с кем-то из старших летчиков, проявляя прямо-таки возмутительную непочтительность к опыту и авторитету маститого «противника».

— Неужели это правда Дергунов? — усомнился Алексей Ильин.

— Не узнаете почерк своего друга? — через плечо спросил Вдовин.

— Ого! У Юрки, оказывается, есть почерк?

— И весьма броский! Смотрите, как вцепился в хвост!.. — Вдовин повернулся к молодым летчикам. — У каждого из вас уже есть свой почерк, может быть, не всегда четкий, уверенный, но есть…

Вот так оно и было. А потом Дергунов приземлился, с довольным хохотком выслушал от товарищей лестные слова Вдовина, пообедал в столовой, со вкусом выкурил сигарету и завел мотоцикл. Ему нужно было в поселок на почту. Алеша Ильин попросил взять его с собой.