Шрифт:
Белла Жужунава
Маленькие слабости есть у всех
Когда я вернулся из армии, мать недолго радовалась. Начались слезы, отчего это я не женюсь. А мне надо, чтоб вечером меня никто не тормошил. И чтоб в воскресенье были к обеду пирожки с капустой и пара рюмочек водки. А вместо всего этого начались морковные котлетки и нытье без передышки, а по праздникам - настой из каких-то трав, ни вкусу в нем, ни крепости. Э нет, думаю, так не пойдет, видно, и вправду придется жениться.
И
По-моему, он просто придуривался. Еще не хватало, чтобы Петенька мне невесту выбирал.
Вскоре Лена переехала к нам. Поначалу все шло хорошо. В одной комнате мать с Петенькой, в другой - мы. Когда бы я ни пришел, в холодильнике меня ждал кусок мяса величиной с мой кулак, а пирожки она пекла даже лучше, чем мать. Вообще, мне с ней исключительно повезло, потому что вдобавок ко всему она оказалась на редкость молчаливой. Вечером, к примеру, сидим мы с ней у телевизора. Все вокруг чисто, аккуратно, из кухни аппетитно пахнет. Спицы в руках у Лены так и сверкают. И ни словечка. Вот это жизнь!
Может, кто-то думает, что моя мать радовалась, на нас глядя? Тогда он совсем не знает женщин. Опять начались обиды и слезы. Ну, в чем дело, спрашиваю? Чего тебе теперь не хватает? А почему, говорит, это у Лены на щеке царапина? Какая царапина, причем тут царапина? Углядела! Я вроде ничего такого не заметил. Да тебе-то, мять, какое дело? Это я говорю. А она опять пристает - нет, ты спроси, спроси у нее. Вечером я поглядел действительно, на щеке у Лены длинная присохшая полоска, коричневой корочкой покрыта. Где это, говорю, тебя так угораздило? А она только на мать глазами сверкнула - и ни слова.
Только с того дня покоя у нас вовсе не стало. Как-то раз вечером, а, точнее сказать, ночью, потому что мы уже лежали в постели, мать без стука вошла к нам. Есть у нее такая дурная привычка. Вошла, замерла на пороге, а потом пулей - вон. А на следующее утро, только Лена ушла, гляжу - достала чемодан и начала туда свои вещи кидать. Ты что это, спрашиваю? Она аж вся затряслась. Не могу я, говорит, с ней жить, поеду к сестре, я давно у нее не была. В чем дело-то, можешь ты толком объяснить? Твоя жена, говорит, ведьма. У нее вчера, когда я к вам зашла, глаза в темноте, как угли, горели.
Прошло немного времени,
Вот как-то иду я с работы, вдруг вижу - она, родная. Я тебя, говорит, нарочно встречаю. Что стряслось опять, спрашиваю. Ты можешь завтра с работы отпроситься? Я хочу, чтобы ты своими глазами увидел, чем твоя жена занимается, когда дома никого нет. Я остановился, как вкопанный. За что ты, мать, спрашиваю, Лену так ненавидишь? А за то, говорит, что я тебя люблю больше жизни, и сил моих нет больше терпеть, что тебя, дурачка, за нос водят, а ты ничего не замечаешь.
Такая меня тоска взяла! И в то же время гадкий червячок в душе зашебуршился, вроде как интересно мне стало - ну, чем, в самом деле, Лена занимается, когда никого нет дома?
Короче, на следующий день я на работу не пошел, сел в тени под липами, как мы с матерью договорились. Вскоре она мне сделала знак. Поднимаюсь. А где Лена, спрашиваю? То-то и оно, что где, говорит мать. Повела она меня в нашу комнату и затолкала в шкаф, только щелку оставила. А сама встала за занавеску. Время идет, я весь вспотел. Вдруг слышу - что-то зашуршало. Гляжу - а в окно вспрыгнула кошечка, серая такая, невзрачная. И вся в репьях, видно, по кустам лазила. Уселась она на подоконнике - и давай себя вылизывать. Лижет, а сама в окошко посматривает, будто ждет или выглядывает кого-то. Хорошо, бог с ней, с кошкой, а Лена-то где? Тут вдруг кошка спрыгнула на пол, полыхнуло синим огнем, так что я на секунду ослеп и дом вздрогнул. Гляжу, а на том месте, где только что была кошка, появилась Лена. Сидит, скорчившись и обхватив колени руками, лицо пылает... От удивления я нажал на дверь и вывалился ей прямо под ноги, а мать выскочила из-за занавески и закричала. Ну, теперь ты видишь? Убедился?
Лена дрожит, переводит взгляд с матери на меня. Я встал, подошел к Лене и посмотрел ей прямо в глаза. Она не отвела взгляда.
– Помолчи, мать, - сказал я.
– Ты что это, а, Лен?
– Прости меня, Ваня, это у меня привычка такая. С детства.
Я притянул ее к себе и прошептал кое-что на ухо, от чего лицо ее снова вспыхнуло румянцем. Мать смотрела на нас, открыв рот.
– Ну, чего ты, мать, в самом деле?
– сказал я.
– Жалко тебе, что ли?
– Я больше не буду, прошептала Лена.
– Видишь? Она больше не будет, - говорю.
Мать плюнула и вышла из комнаты, хлопнув дверью. И с этого дня присмирела, перестала Лену обижать. А чего ей, в самом деле, надо? Дома чисто, еда вкусная, никто не пилит. А маленькие слабости есть у всех. А теперь и вовсе матери стало не до глупостей, потому что недавно у нас родился сын.