Маленькие Смерти
Шрифт:
— Я не спросил.
— Я не удивлен.
Я прекрасно понимаю, что папа не может сделать выбор между братом и сыном, поэтому говорю излишне быстро:
— Но я спрошу.
Мэнди тогда пихает папу локтем в бок, говорит:
— Что насчет того, как Доминик вытащил Морриган, Райан?
— Сложно сказать, потому что Шерил Ли явно требуется консультация хорошего психолога, прежде чем она здравым образом сможет описать все, что произошло. Я понял только, что «как будто ад следует за ним». Морин, ты не хочешь рассмотреть кандидатуру моей секретарши в твою
Но Морин не улыбается даже уголком губ, ее синие глаза сейчас очень темны, как темно бывает небо, когда начинается гроза.
— Я могу показать, — говорит она. — Вам всем. Нам нужно взяться за руки, если вы не возражаете. Так будет гораздо удобнее.
— Не переживай, тетушка, мы родственники, — успокаивает ее Мэнди.
— Нет, кстати, в этой семье, после рассказа Фрэнки, я больше никого за руку не держу, — смеется Итэн. В одной руке я сжимаю по-старушечьи мягкую лапку Морин, в другой папину руку, и закрываю глаза, готовый увидеть Доминика, который так впечатлил Шерри.
И вижу. Вернее, сначала я вижу его кипельно-белые конверсы, заляпанные кровью. Подошвы покрыты красным полностью, и оттого приобрели ужасно милый клубничный цвет, а носок покрыт ровным слоем алых крапинок, выглядящих даже стильно. Можно было бы забыть, что это кровь, но забыть не получается, потому что пол ровным слоем покрыт ей. Наверное, не так-то просто понять, что именно я имею в виду, но попытаюсь объяснить. Нет луж из крови или чего-то вроде. Кровью покрыто все, будто Доминик идет по мелкому ручью. Иногда он подпрыгивает на одной ноге, по-детски весело, и тогда брызги поднимаются вверх, как малиновый фейерверк. Хорошо, думаю, что я не чувствую запахов в видении Морин. Очень хорошо.
Доминик улыбается, как человек, у которого без единой на то причины очень хорошее настроение. Он подходит к двери Морриган, но вместо того, чтобы просто отодвинуть засов, он чуть отводит руку, выпуская тьму, и та с устремлением и быстротой волны не просто выламывает дверь, а проделывает в ней сияющую, дымящуюся дыру с человеческий рост. Он хватается за край, чтобы пройти, и сталь под его пальцами плавится, как подтаявшее мороженое, не обжигая его самого.
К экрану с кодом на второй двери Доминик тоже прикасается, поглаживает его кончиками пальцев, выпуская тончайшие ниточки темноты, забирающиеся внутрь. Экран искрит и гаснет, и вторая дверь открывается. Переступив порог Доминик говорит:
— Мамочка! — он широко улыбается, по-настоящему счастливо, и в этом счастье нет даже ничего жутковатого, несмотря на кровь испачкавшую его кеды. Морриган встает с кровати, смотрит на него, подносит руку ко рту.
— Господи, — говорит она.
— Я пришел, мама. Я пришел и очистил это место от скверны и тьмы.
Доминик делает шаг к Морриган, потом еще один.
— Ты знаешь? — спрашивает Морриган. — Почему мы убиваем их?
— Они скверна, они приносят в мир тьму и смерть, как инфекцию. Они приносят ее с собой из мира мертвых и распространяют здесь. Из-за них в мир приходит смерть, — говорит Доминик, явно просто произнося заученную фразу.
А потом Морриган бьет его, наотмашь бьет, так что черная, пропитанная темнотой кровь идет у Доминика носом. Морриган брезгливо стряхивает ее капли с руки, шипит:
— Что ты сделал с собой, Доминик?
Доминик утирает кровь рукавом фиолетовой рубашки, шмыгает носом, смешно его сморщив.
— Я никогда не оставил бы тебя, мамочка. Я люблю тебя. Я пришел тебя спасти.
Я замечаю, что два ногтя на правой руке у Морриган сорваны, и думаю о том, что сделал с ней Мильтон.
— Мамочка, — говорит Доминик. — Пойдем.
Он протягивает ей руку, доверчивым, детским жестом. В линиях, по которым гадают на судьбу, струится у него темнота. Морриган смотрит на него брезгливо, она повторяет:
— Что ты сделал с собой?
Доминик молчит, он смотрит в пол и вертит носком конверса, будто пытается стереть пятно крови на кафеле, от него же оставшееся. Наконец, он улыбается:
— Я продал тело дьяволу за то, чтобы спасти тебя.
— Что?
— Но ведь не душу, мамочка.
И я даже не мог представить, что Морриган может залиться слезами, как двенадцатилетняя девчонка, но она плачет. Некрасиво, утирая слезы рукавом так же, как утирал кровь Доминик. Доминик пытается обнять Морриган, но она отшатывается.
— Не смей прикасаться ко мне, дрянь, — говорит она, моментально перестав рыдать. Она выходит в коридор, не дожидаясь Доминика, зажимает рот и нос рукой. Морриган босая, и когда она вступает в кровь, я слышу влажный всплеск, как когда вылезаешь из душа, вступив в воду на полу. Она что-то шепчет, но я не могу расслышать что. Наверное, она молится.
Доминик плетется за ней, как нашкодивший щенок. Морриган нажимает кнопку вызова лифта, она ничем больше не показывает, что испытывает отвращение, но по тому, как она бледна, я вижу: ее вот-вот стошнит.
В лифте крови на полу куда меньше, зато ее брызги длинными полосами украшают зеркало и потолок. Кодовая панель дымится и даже чуточку искрит. Доминик нажимает кнопку первого этажа, оставляя на белой цифре красное пятно. Свет в лифте мигает, то исчезая полностью и оставляя их в темноте, то люминисцентно-ярко высвечивая брызги крови, кеды Доминика, босые ноги Морриган, испачканные в крови. В беспощадном свете ламп, лицо Морриган кажется еще бледнее, глаза Доминика еще синее, а кровь еще ярче. Они молчат. Лифт с тактичным перезвоном возвещает о прибытии на первый этаж, и Морриган говорит:
— Но как мы выйдем отсюда — в таком виде?
— Это больше не проблема, — говорит Доминик. — Ничто больше не проблема.
Они выходят в холл, оставляя на блестящем, начищенном мраморном полу следы. Шерри сидит за стойкой, как ни в чем ни бывало, и увлеченно читает какой-то журнал.
Она что не заметила, как Доминик вырезал целый этаж с охраной и пациентами? Серьезно?
— Она нас не видит, — говорит Доминик. — И не слышит.
— Ты не убьешь ее.
— У нее туфли от Лабутена.