Маленькие женские тайны
Шрифт:
— Это не ладан, это «Авиньон» — духи такие, — объяснила Клодин. — Да, — вспомнила она самое главное, чему даже не успела еще толком порадоваться. — Представляешь, я нашла убийцу!
— Какого убийцу?
— Того самого, из-за которого Ришара чуть не посадили. Помнишь бабищу в черном, которая к нам на фуршете подходила, ты еще сказал, что она не в себе? Так вот, это она Элен убила. Я догадалась по запаху духов, вот этих самых, «Авиньон», от нее ими пахло. И потом девочка, на которую она во вторник напала, тоже их учуяла. А у нее и мотив был, так
Вместо того, чтобы похвалить ее, Томми засопел, как обычно делал, когда сердился.
— Так значит, вот чем ты все эти дни занималась?
— Да…
— А можно тебя спросить, когда ты последний раз ела?
— А что сегодня?
— Пятница.
Все еще пятница? Так что — получается, он приехал раньше, чем собирался?
— Вчера я выпила чашку шоколада.
— А ела — нормальную, горячую пищу? — переспросил Томми.
— Позавчера, — вздохнула Клодин, уже понимая, к чему он клонит.
— Знаешь, у меня такое ощущение, что тебе не тридцать лет, а от силы десять! — покачал он головой. — Не ешь, не лечишься — совершенно не заботишься о своем здоровье… (Так и есть, без нотаций обойтись не мог.) А если бы ты загнулась тут одна? Почему ты не позвонила Фионе? Она бы рада была помочь, ты же знаешь!
— Не хотела беспокоить. Думала, отлежусь.
— Так если бы ты отлеживалась! А то неизвестно где целыми днями болталась! И врача вызвать отказалась. Хорошо хоть миссис Миллет вчера вечером позвонила в штаб и попросила мне передать, что ты больна.
— Так вот почему ты раньше приехал! А кто такая миссис Миллет?
— Хозяйка нашей гостиницы. Она же администратор. Та самая, которая тебе бульон сварила, кстати.
— А я думала, ее мисс Хартцог зовут…
— Мисс Хартцог ее сестра, они близнецы.
Вот оно что! Клодин еле сдержалась, чтобы не хихикнуть — а она-то думала, что у нее в глазах двоится!
— А что касается того, что я, как ты выразилась, «приехал», — продолжал Томми, — так до шоссе, куда за мной джип прислали, мне от нашей стоянки еще добрых миль пятнадцать пришлось по горам топать!
У нее возникло ощущение, что он не столько жалуется, сколько еще немного и рисуется. Тем не менее такой подвиг заслуживал похвалы — поерошив коротенькие волосы у него на затылке, она мурлыкнула:
— Мой геро-ой!
— Вот-вот — с тебя все как с гуся вода! — Клодин покорно кивнула. — Ты упрямая и безответственная! — она снова кивнула. — И из меня веревки вьешь! — на сей раз кивать она не стала — это было бы недипломатично; потянулась к нему, поцеловала в уголок рта и потерлась носом об щеку.
Поцелуй Томми вытерпел, но занудничать не перестал:
— Сотовый твой сегодня чуть не лопнул от перенапряжения, — недовольно буркнул он, — все время какие-то мужчины названивали!
— А кто именно? — поинтересовалась Клодин.
— Мама твоя звонила — беспокоилась…
(Интересно, с чего это ее мама вдруг попала в число «каких-то мужчин»?!)
— …Я
— Он уже приехал?
— Не знаю. Еще Луиза — просила передать, чтобы ты завтра к шести тридцати подъехала. Я сказал, что ты перезвонишь, когда проснешься. И еще дважды звонил какой-то тип по фамилии Дженкинс — очень подозрительным тоном меня расспрашивал, кто я такой и где ты.
— Это сыщик, который на адвоката Ришара работает, — объяснила Клодин. — Он бывший полицейский.
— Оно и чувствуется. Во всяком случае, ощущение было такое, будто он не сомневается, что я тебе наставил фингалов под оба глаза, запер в комнате и отобрал телефон, а теперь всем вру, что ты заболела.
Клодин хихикнула, представив себе эту картину.
— А может, стоило? — вздохнул Томми.
— Что — стоило?
— Запереть тебя в комнате. Чтобы сидела дома, лечилась и оставила охоту на убийц тем, кому это положено. Хотя, — он кисло усмехнулся, — наверное, не помогло бы. Ты все равно все делаешь по-своему.
— Угу, — кивнула Клодин и придвинулась к нему ближе. Вжалась лицом в плечо, лизнула солоноватую кожу возле ключицы и удовлетворенно выдохнула:
— Ты!..
Это короткое слово вмещало в себя очень многое: «Наконец-то ты здесь, ты — единственный, кто меня понимает. Ты пришел, и теперь все будет хорошо. И хватит, наконец, читать мне дурацкие нотации — лучше просто обними!»
Он вздохнул и, обхватив рукой, притянул ее к себе; теплое дыхание щекотнуло ухо:
— А то, что ты самая умная, я и так знаю — можешь мне не объяснять!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Из дневника Клодин Конвей: «Господи, как я не люблю быть с ним в ссоре!»
…Она даже не пыталась запираться.
Когда миссис Ларчмонт предъявили фотографию Элен Карсак и спросили, знает ли она эту девушку, женщина не стала отнекиваться, не потребовала адвоката — просто ответила:
«Да, я прикончила гадину!» На первом допросе она говорила больше двух часов, рассказала и о том, как задушила Элен, и как напала на Лауру Ното — и как, за семь лет до того, убила собственного мужа, столкнув его с лестницы.
Казалось, она не видит в своих поступках ничего плохого — наоборот, в какой-то момент заявила, что по большому счету ее надо наградить, ведь она избавила общество от опасного преступника.
Именно так — потому что ее муж, Теренс Ларчмонт, и был тем самым «убийцей с бантиками».
О «хобби» своего мужа Дебра Ларчмонт знала давно — по крайней мере последние два года его жизни. Будучи женщиной ревнивой, она частенько обшаривала вещи мужа и однажды обнаружила в гараже тайник с «сувенирами» — сделанными «Поляроидом» фотографиями мертвых девушек и прядями их волос. И бантиками, их был целый пакет — одинаковых, из голубой с золотом бумажной ленты.