Маленький человек
Шрифт:
Саам и Могила верили, что Пичугин хочет подобраться ближе, чтобы быть в доле, а узнав историю его отца, едва бы вспомнили избитого прохожего. Коротышка, вытащив из колоды бубнового валета, предложил избавиться от назойливого следователя, но Могила, смяв карту, щелчком отправил бумажный комок в ведро: «Чтобы тебя убили — это ещё заслужить надо!»
— Может, не поделили чего? — наклонив голову, спросил Саама долговязый опер. Над нижней губой у него торчали большие, как у зайца, зубы, и из-за широкой щели между ними он говорил присвистывая, будто от удивления.
— А что нам делить? У него своя работа, у нас — своя. Его
Под окном кричал Начальник, выживший из ума старик, которого сменил на посту Требенько. Своего заместителя он звал бандитом, грозя поймать за руку, хитрое лицо Требенько он читал, как судебную записку, видя насквозь все уловки, и ненавидел его больше, чем Могилу. Начальник прожил без жены и детей, словно наручниками прикованный к работе, на которой проводил дни и ночи. «Вам меня не купить!» — грозил он бандитам. Но его и не покупали. Погрузив в багажник, отвезли за город, где били о камень так, что тот стал красным от крови. Раздев догола, Начальника выбросили у морга. «Придут санитары утром, а покойничек их уже ждёт», — хохотал Могила, усаживая милиционера на ступеньки.
Но он не умер. И через год его стали встречать на улице, с перевязанной, бритой головой, заштопанной на макушке. Надувая щёки, Начальник хватал прохожих за локоть: «Фамилия?» Ему отвечали, и он отставал. А иногда, уставившись безумными глазами, вдруг спрашивал: «А моя?» Требенько увозил Начальника в сумасшедший дом, пристраивал в богадельню, но тот снова и снова появлялся в городе.
Когда хоронили Требенько, выставив закрытый гроб перед отделением, Начальник едва не перевернул его, бросившись к покойнику, и, воя, как северный ветер, колотил по крышке гроба. На поминках, вспоминая его крики, одни говорили, что Начальник плакал, другие — что хохотал, а старуха-уборщица, носившая старый, выцветший платок, похожий на половую тряпку, которой она тёрла в отделении полы, после третьего стакана утверждала, что в его криках расслышала: «Меня — в лоб, тебя — в гроб!» Но старухе не поверили, приняв её россказни за пьяные выдумки.
Дети дразнили сумасшедшего старика, швыряли в него камнями, а потом с визгом бросались врассыпную. Вспоминая, как, школьником, залепил Начальнику снегом в лицо, Пичугин заливался краской.
— А что у гаража делали? — робея перед «смотрящим», спросил опер.
Саам поджал губы, покосившись на Пичугина.
— В гости приехали.
Пичугин ковырял спичкой грязь под ногтями, перебирая в памяти слова мэра. Он уже достаточно видел жизнь, чтобы не верить людям, но ещё недостаточно хлебнул её, чтобы не надеяться, поэтому голос Кротова звенел в голове, как колокольчик, и следователь чувствовал, что всё ближе и ближе подбирается к банде, с которой поклялся свести счёты, услышав, как плачет на кухне отец.
Выйдя из отделения, бандиты закурили. В стенах казённого кабинета им было тесно, как в общей могиле, а решётки на окнах царапали взгляд, словно осколком стекла, так что, оказавшись на улице, бандиты отряхивались, хрустели суставами и, щурясь на солнце, устало зевали, не прикрывая ртов. Стоящие у машины полицейские неловко жались в сторону, а Начальник смотрел исподлобья, пуская слюни.
Саам становился подозрительным, как Могила, словно заразившись его угрюмой мнительностью. За каждым поворотом он ждал убийцу, в каждом взгляде читал приговор и, чтобы
Поигрывая желваками, он смотрел на помощников, каждого подозревая в предательстве, и от его взгляда щекотало щёки и лоб, так что бандиты принялись почёсываться, будто маленькие злые глаза Саама кусали их, как блохи.
— Кто-то хотел меня подставить! — процедил Саам. — Трясите осведомителей, ройте землю, ищите то, чего мы не знаем, но могут знать они.
Бандиты бросились в разные стороны, словно вспугнутые светом тараканы, и старуха-уборщица, мывшая окна на первом этаже, перекрестилась, глядя им вслед.
А ночью все съехались к заброшенному карьеру, на краю которого, зацепившись, висело полярное солнце. На дне собралась вода, и бандиты сбрасывали со склона связанных людей, которые, скатившись, падали в неё, захлёбываясь в мутной и грязной жиже.
— Молчат, как покойники, — пожали плечами бандиты. — Похоже, и правда, ничего не знают.
— Похоже, и правда, покойники, — Саам сделал знак закопать тела.
Но помощники не спешили браться за лопаты. Переглянувшись, они замерли в ожидании, так что у Саама засосало под ложечкой, и, чтобы не показать свой страх, он потянулся за пистолетом.
— Это же наши люди, — ковыряя землю носком ботинка, начал один из бандитов. — Они на нас работали, доверяли нам.
— Кто-то из них расправился с Требенько, чтобы меня подставить! А времени искать виновного — нет. Один из них, — скосил глаза в карьер Саам, — получит по заслугам. Остальные попадут в рай.
И бандиты, достав из багажников лопаты, осторожно спустились вниз, скользя по сверкающим от слюды склонам, и принялись закапывать лежавших в воде.
Узнав о расправе, город сжался в комок. Мелкие воришки забились в щели, а полицейские, почуяв войну, боялись ночных дежурств, помня, что ночью все кошки серы, а бандиты вооружены. В банде пошли роптания, прикрывая рот ладонью, бандиты обсуждали расправу в карьере, на которую не решился бы даже жестокий Могила. И Саам, чувствуя, как за спиной у него точат ножи, всё больше терял голову от страха.
Приехав ночью, чтобы никто не видел, на кладбище, он, присев на грязный стул, оставшийся здесь после поминок, буравил землю взглядом, представляя лежащих там Могилу и Коротышку. Он уже тосковал по старым добрым временам, когда Могила держал город в кулаке, а Коротышка, скуля, раскладывал краплёные карты рубашками вверх, так что никто никогда не знал, сошёлся ли его пасьянс. И Саам, вспоминая, как удивлённо смотрел на него мёртвый Могила, не ожидавший, что помощник зарядит ружьё, убеждался, что карты нужно держать в рукаве, кулаки — за спиной, а своё ружьё нельзя доверять ни врагу, ни другу.
Могила и мэр Кротов избегали друг друга, никогда не встречаясь, словно жили в параллельных мирах, и мэр надеялся, что новый главарь будет вести себя так же. Поэтому, когда дверь кабинета распахнулась и на пороге появился Саам, Кротов задохнулся от неожиданности. Из-за спины бандита выглядывала перепуганная секретарша.
— Он сам, я ничего не могла. — заплетающимся языком пыталась объяснить она, но Кротов махнул рукой.
Закрыв дверь, Саам по-хозяйски прошёл через кабинет и, придвинув стул, сел напротив мэра, закинув ногу на ногу.